Гусарский насморк

В тот вечер, после лекции о вреде аборта, на которую набиралось много односельчан мужского пола, справедливо считающих себя основными виновниками этой операции, были, как тогда заведено, танцы. После объявления белого танка, Шурочка, ободряюще улыбаясь, почему-то выбрала именно меня. Победно посматривая на завистливых соперников, я, неуклюже переступая, осторожно придерживал за талию, прижавшуюся ко мне женщину, боясь своей неловкости.

То ли танец её утомил, то ли ещё по какой причине, но моя залётка, не дожидаясь окончания музыки, быстро шепнув мне на ухо, чтобы я пришёл к дому бабки Нюре через полчаса, незаметно прошмыгнула между танцующими, и тихонько выскользнула из клуба.

Когда я подходил к дружкам, меня всего распирало от счастья, и хотелось тут же всё выплеснуть, похваляясь своей победой.

– Обманет! – однозначно решила стая, остудив меня, – Они, бляди, все одинаковые, вот и тебя опозорила, бросив на танцах. Пойдём за это у Нюрки трубу свалим, пусть они, падлы, с бабкой дыму наглотаются!

Но я отговорил ребят от столь решительных действий и вышел на улицу.

Было тихо-тихо. Крыши домов, облитые сверху луной, матово светились. Под ногами сахарно похрустывал молодой ледок. Из придорожной травы игольчатый иней покалывал глаза. На белёсом от лунного света небе стояли редкие звёзды. Дрожа от возбуждения и прячась в тени домов, я торопливо пробирался на первое в своей жизни свидание, совсем не представляя, что буду делать, оставшись один на один с такой красивой, и как мне казалось, недоступной женщиной.

То, что она меня будет ждать, я нисколько не сомневался, считая себя неотразимым сердцеедом. По крайней мере, сверстницы не обходили своим вниманием. Но меня это не задевало. Меня тянуло туда, в гриновский Зурбаган, к роковым и падшим женщинам, в дымные кабаки и на туманные причалы – одним словом, в разврат. От мысли, что через минуту я буду рядом со своей мечтой, щемило сердце.

Начитавшись книг oб удачливой и красивой жизни, я с трудом переносил серую районную беспросветность. Мне всегда казалось, что такая жизнь временная: вот придёт кто-то родной и добрый – и уведёт меня отсюда в мир моих грёз. Кто это будет, я не знал – друг или женщина, – но не сомневался, что так и случится. И вот теперь, похоже, мои мечты сбываются. Всё! Решено! Брошу к чертям собачьим школу и женюсь на Шурочке. Уедем с ней вместе из этой зябкой дыры куда-нибудь к морю, в жаркие края, ну, хотя бы в Одессу. Портовый и фартовый город. Наймусь матросом, и буду покачиваться на всех морях и океанах. А моя Шурочка будет приходить к причалу и безутешно ждать, вглядываясь в обманчивую и зыбкую морскую даль. А я, возвратившись, продутый пассатами и муссонами, буду кунать свою хмельную голову в её ладони, вспоминая запахи чужих таверн и дешёвый одеколон продажных женщин.

Белый от луны дом бабки Нюры зиял черными провалами окон. Обвальная тишина придавила его низкую крышу, отчего дом казался вросшим в землю. Нельзя было поверить, что здесь кто-нибудь когда-нибудь жил. Никого! Мёртвая зона. От дощатого забора ложились в засохшие лопухи широкие и длинные полосы беспросветной тени. Ещё не знакомый с женским коварством и лживостью, я не хотел верить, что меня подло надули, и, остановившись напротив, с напряжением вглядывался в пустые окна. Они с безразличием смотрели куда-то мимо меня, в лунную небесную даль.

Боясь оказаться посмешищем среди своей гоп-стоп-компании, я решил не возвращаться в клуб и, глубоко вздохнув, повернул домой. Луна нехотя поплелась следом, как верная небесная собака. Сделав несколько шагов, я услышал тихий протяжный свист – наверное, кто-то из дружков засёк меня и преследует. Я, чтобы не встречаться и ничего никому не объяснять, прибавил шагу. Вдруг две тёплые и мягкие ладони закрыли мне глаза, и я, остановившись, почувствовал затылком горячее и прерывистое дыхание. Сердце у меня сладко ёкнуло и покаталось, подпрыгивая как мячик по ступенькам лестницы. Повернувшись, я оказался в замкнутом кольце рук.

– Ну-ну-ну! Обиделся глупенький. Так уж и пошутить нельзя, – притянув мою голову к себе, она лёгким прикосновением поцеловала меня в озябший кончик носа, – Ай, какой обидчивый, не игручий ухажёр!

Я растеряно хлопал ресницами, оправдываясь и бормоча что-то невнятное.

– Ну, пойдём, пойдём! – Шурочка, взяв меня за руку, потянула за собой, ныряя в непроглядную тень, как в омут.

Я покорно последовал за ней.

Прислонившись спиной и забору, Шурочка медленно расстегнула мою курточку, просунула под неё руки и сцепила их у меня за спиной, отчего её тело сомкнулось с моим и замерло в каком-то молчаливом и томительном ожидании.

Почему – не знаю, но вдруг стало жарко и душно. Слюна во рту сделалась густой и тягучей, и мне никак не удавалось её проглотить.