Гуси-гуси, га-га-га...

Лицо мальчика оказалось задумчиво-сосредоточенным и славным. Корнелий подумал, что при жизни этот парнишка был, наверно, светловолосым и голубоглазым…

Цезарь нетерпеливо вздохнул рядом.

– Подожди, – попросил Корнелий. Было в этой скульптуре что-то напоминающее, не случайное. Намек какой-то? Может, мальчик похож на маленького Альбина Ксото? Нет, пожалуй. Но…

– Извините, но нам лучше пойти, – насупленно сказал Цезарь. – Локаторы…

– Сейчас. Цезарь, это кто? Ты не знаешь?

– Папа рассказывал, что это памятник. Будто давным-давно этот мальчик спас город, посадил на мель вражескую канонерку. Его хотели даже записать в Хранители, но кто-то заспорил.

– И не записали?

– Одни считают, что он Хранитель, другие и сейчас не согласны. Его звали Галиен Тукк. Разве вы не слыхали?

– Представь себе, нет… А почему кто-то не согласен?

– Говорят: разве один мальчик может спасти целый город? Говорят, неправда…

«Один мальчик может спасти целую страну. Если получится… Нет, пока рано об этом…»

– Наверно, может все-таки. Ведь Юхана-трубача причислили к Хранителям… Кстати, возьми свою монетку. Это же «оло», да? Когда теряется такой талисман, человеку бывает плохо, я видел…

Они посмотрели друг на друга, в глаза. Цезарь прочно зажал монетку в ладони. И сказал очень-очень серьезно:

– Спасибо. Но все-таки пойдемте в подземелье. От локаторов не спасет никакое «оло».

«Зачем мучаю мальчишку?» – опомнился Корнелий.

– Пойдем… Чезаре.

От форта остались фундаменты. Засыпанные, заросшие татарником. На скате плоского бугра, между каменным выступом и косо вросшей в землю гранитной плитой, Цезарь раздвинул могучие сорняки и показал черную щель…

Подземелье оказалось чем-то вроде сводчатого кирпичного погреба. Довольно сухого. Сверху, в пробоину свода, падал очень яркий луч. От него расходился отраженный рассеянный свет.

Первыми ощущениями были сладкая прохлада и защищенность. Корнелий оглянулся, присел на груду битого кирпича у стены. Цезарь стоял посреди погреба. Деловито поджимал то одну, то другую изжаленную ногу, дышал на ладони, проводил ими по волдырям и царапинам. Те исчезали, как смытые…

«И никаких шаровых молний… Однажды, наверно, у него зачесались бугорки – следы прививки, в детстве бывает такое. Он дохнул на ладонь и провел по ним…»

Цезарь посмотрел на Корнелия. Встал прямо. Серьезный и почему-то слегка виноватый. Некрасивый: с длинными руками, с большой головой, с чересчур крупными коленками на тонких ногах, с этой неисчезающей твердостью на скулах. Вот если бы одна улыбка – чтобы снять заколдованную угловатость и каменность!.. Но Цезарь смотрел без малейшей теплой искорки.

И Корнелий проговорил тоже с холодной ноткой:

– И что же ты думаешь делать дальше?

Цезарь знал, что делать дальше.

– Ночью я проберусь к дому. Возьму ранец с вещами и едой. Вам надо прожить здесь около недели. Тогда бросят искать, выключат локаторы. И вы уйдете туда, где ребята.

– А ты? – Он шевельнул плечом.

– Конечно, я буду с вами, пока вы здесь.

– Зачем?

– Пищу приносить и воду. Охранять. А как же еще?

«Малыш ты мой…» – подумал Корнелий, но сказал сухо:

– Это же не кино с приключениями.

– Да. Но вы меня спасли. Я тоже должен.

– Ну… ладно. А потом?

– Потом поеду в столицу. Искать маму и папу.

– Господи! Где ты их найдешь?

– Я… не знаю. – Цезарь вдруг плотно сжал губы. Дернулось тоненькое горло. – Но… надо же что-то делать! Я без них не могу.

Корнелий быстро подошел, взял Цезаря за маленькие холодные ладони. Тот не сопротивлялся. Только от пальцев словно шел слабый покалывающий ток.

– Чезаре… Чек… А если мы поедем в столицу вместе?

– Но вас же моментально схватят! – Цезарь выдернул ладони.

– Извини, я не сказал тебе. У меня нет индекса. Не стало. Как у тебя.

У Цезаря по-ребячьи мягко округлился рот. И в глазах – изумление, недоверие. А потом понимание: «Да, правда…» Он сказал с жалобной усмешкой:

– Значит, я зря отключил уловитель у сержанта.

– А ты уверен, что отключил его?

– Да, – вздохнул Цезарь. Помолчал и вдруг спросил еле слышно, словно преодолевая себя: – А вы… сами его сняли? Индекс.

– Нет… Впрочем, это особый разговор. – Корнелий посмотрел на щетинистую прическу Цезаря и проговорил осторожно: – Ведь если я спрошу, как ты убрал индекс у себя, ты, наверно, тоже не скажешь.

Цезарь опустил голову, прошептал:

– Я не имею права.

«И не надо, малыш. Пока – не надо…»

Корнелий уже поднял руку, чтобы провести ладонью по его торчащим волосам. Но тут поехали вниз брюки – под тяжестью пистолетов. Корнелий чертыхнулся, подхватил слабый пояс. Выложил на кирпичи «С-2», «дум-дум», запасную обойму, ключ… Столько железа…

Цезарь вдруг попросил:

– Можно я посмотрю пистолет?

«Ребенок все-таки», – обрадованно подумал Корнелий. Он вынул из «С-2» обойму, рывком затвора выбросил на пол патрон из ствола. Цезарь взял пистолет двумя руками. Покачал.

– Тяжелый… У папы тоже был, но не такой, а маленький.

Он сел на корточки, положил пистолет на колени. Вскинул глаза.

– Сколько всего люди напридумывали, чтобы убивать друг друга. Да? Смотрите, даже красиво. – Он провел пальцем по пластмассовому узору на рукоятке.