Гусман де Альфараче. Часть вторая

Купец, которому пришлось выслушивать такие речи, да и другие, еще позабористей, имея всего один рот, а в нем один-единственный язык, не мог ответить на все обвинения и оправдаться. Он был ошеломлен и не знал, во сне все это с ним происходит или наяву. Думаю, не раз он ущипнул себя за руку, чтобы поскорей проснуться. А может быть, решил, что совсем рехнулся, потерял память и соображение, сохранив только волю. Как я уже говорил, его сильно недолюбливали, и это наполовину решило дело в мою пользу. Так всегда бывает с теми, кто ведет дурную жизнь: достаточно подозрения, и вина уже доказана.

Те из свидетелей, которые видели и слышали все с самого начала, подтверждали, что он обещал завтра отдать деньги мне или моему слуге, а потом, когда я тут же вернулся и попросил их выдать, — отказался это сделать; Орлан подтвердил, что я действительно приходил в лавку и просил хозяина взять на хранение три тысячи эскудо; правда, он говорил, что не знает, вручил я их хозяину или нет, и только ссылался на запись в книге, потому что отлучился из лавки и не дослушал, чем кончился наш разговор. Мой же слуга божился, что собственноручно отсчитал три тысячи и отдал их купцу при свидетелях, которых, впрочем, назвать не может, ибо он человек не здешний и никого тут не знает. В истинности же моих слов все убедились воочию; то обстоятельство, что первоначальная запись была зачеркнута, монеты правильно описаны, в обоих кошелях оказались берветы с обозначением суммы и принадлежности денег — все это располагало очевидцев в мою пользу и обращало их против купца, которого не хотели и слушать.

Да ему и не до разговоров было. Человек он был немолодой и, попав в такой переплет, тщетно силился понять, что с ним произошло; он вдруг побледнел как мертвец и лишился чувств. Мы думали, он кончается; вскоре он, правда, пришел в себя, но был какой-то одурманенный, так что мне даже стало жаль его. Я утешился тем, что если бы он отдал богу душу, то без него мне все-таки легче было бы обойтись, чем без его денег.

Все собравшиеся в один голос требовали, чтобы мне вернули мое достояние. Но я знал, что одних выкриков из толпы для этого мало, что только судья имеет законные права вернуть мне деньги, а потому действовал с должной осмотрительностью. Когда все кричали: «Отдайте ему деньги!» — я просил: «Нет, нет, я не хочу! Пусть их опечатают». На этом основании барджелло наложил на деньги арест, забрал их у нечестивого захватчика и отдал на хранение одному почтенному человеку, жившему по соседству. После краткого судебного разбирательства мне вручили денежки по решению суда; купец же мой не только лишился своего добра, но и уплатил судебные издержки, не говоря уже о всеобщем осуждении и позоре, заклеймившем его после этого случая.

Когда в моих бедных и грешных руках оказалась такая уйма денег, я не раз вспомнил, как обокрал меня Сайяведра: в то время потеря была для меня весьма чувствительна; но, если бы со мной не случилась та беда, я не узнал бы, кто такой Сайяведра, и не ограбил бы благодаря ему купца. А потому я утешался следующими доводами: «Пусть я сломал ногу: это оказалось мне на пользу, — нет худа без добра».

Дела наши пошли в гору; отныне я был всеми уважаем и богат, как никогда; Сайяведра разжился деньгами, Орлан разбогател.

Вы сами можете вообразить, с какой радостью я унес к себе денежки, как любовно их завернул и укутал, чтобы они у меня не схватили насморка. Хотя все это совершилось наяву, слуга мой не хотел верить своим глазам, — он даже подходил и щупал монеты. Ему все казалось, что это сон и что в жизни такого не бывает. Он готов был на меня молиться; правда, уже давно, познакомившись со мной в Риме, он узнал кое-что о моей жизни и занятиях и мог оценить мою смекалку, однако ничего подобного он и во сне не видел. Бедняга еще не знал, что значит резать подметки на ходу, несмотря на то, что уже много лет мог бы быть мастером, а я его подмастерьем.

Я же ему сказал:

— Дружище Сайяведра, теперь ты видишь, что такое настоящее мастерство и как надо воровать с пользой и без риска. То, что ты мне излагал в дороге, — это Магометов Коран. Стащить юбку и заработать сотню палок каждый дурак сумеет: расходы превышают выручку. Но где работаю я, там вашему брату остается только руками развести.

Два дня спустя, под вечер, Орлан явился за своей долей; если бы не Сайяведра, я был бы не прочь улизнуть — и лови ветра в поле; но я не хотел вызывать враждебных чувств и портить выгодное о себе мнение; ведь Сайяведра подумал бы, что я и его тоже могу обмануть; мне не имело смысла поступаться большим ради малого.