– Все равно, я хочу повторить. Ахъ, слушай, Коля: къ намъ учитель чистописанія въ черномъ фракѣ приходитъ. У васъ есть какой-нибудь учитель въ черномъ фракѣ?
– Какія ты глупости говоришь: учителя всегда синій фракъ носятъ.
– А почему?
– Потому что такъ они должны.
– А вотъ, не всѣ должны. Учитель танцевъ тоже въ черномъ фракѣ ходитъ. И еще знаешь что: у него черные шелковые чулки надѣты, и башмаки, такіе лакированные… Отчего это?
– Ему такъ надо. Онъ долженъ быть такъ одѣтъ, какъ на балъ ѣздятъ.
– А развѣ на балъ мужчины въ башмакахъ ѣздятъ?
Коля подумалъ и отвѣтилъ:
– Разумѣется, а то какъ же? Ты еще ничего не знаешь.
– И папа на балъ тоже башмаки надѣваетъ? Вопросъ показался Колѣ щекотливѣе всѣхъ предъидущихъ. Онъ отвѣтилъ только послѣ продолжительнаго размышленія:
– Какая ты глупая: вѣдь папа прежде военный былъ.
Леля тоже облокотилась на столъ и положила голову на руку.
– А теперь папа и мама въ театръ поѣхали? – спросила она.
– Да. Въ балетъ. Папа любитъ балетъ.
– А мама не любитъ. Она оперу любитъ. А когда они въ балетѣ бываютъ, то всегда сердятся потомъ. Ты знаешь… хочешь, я тебѣ секретъ скажу?
– Какой?
– А ты никому не будешь говорить? Дай честное слово!
– Ну, честное слово.
– Такъ вотъ что, слушай: мама ревнуетъ папу.
– Кто тебѣ сказалъ?
– Ольга Ивановна. Только никому не говори, а то мама ей откажетъ отъ мѣста. Мама ко всѣмъ папу ревнуетъ, и къ Ольгѣ Ивановнѣ тоже. А папа маму не ревнуетъ, потому что не любитъ ее.
– Почему ты знаешь?..
– О, я много, много знаю… И дѣвочка замолчала, лежа на рукѣ, съ широко-раскрытыми глазами, которыми она какъ будто всматривалась во что-то.
Ольга Ивановна, напоивъ дѣтей чаемъ, вынула изъ коммода желтенькій томикъ Марселя Прево, который ей далъ вчера Илья Петровичъ, и который она прятала отъ Вѣры Андреевны. Но прочитавъ нѣсколько страницъ, она закрыла книжку и задумалась. Ея собственныя обстоятельства занимали ее больше, чѣмъ вымыселъ автора.
Она въ первый разъ жила въ «гувернанткахъ». Пришлось поневолѣ: отецъ, маленькій чиновникъ, долженъ былъ съѣхать съ прежней квартиры, потому что надбавили триста рублей. Новую квартиру взяли во второмъ дворѣ, неудобную, грязную и такую тѣсную, что для нея не было комнаты. А ей и безъ того опротивѣли бѣдность и скука. Лучше ужъ идти въ чужую семью, покориться, жить объѣдками чужой роскоши, и по крайней мѣрѣ знать, что живешь съ чужими, всѣ отношенія къ которымъ исчерпываются борьбою за существованіе. И еще кто знаетъ, выиграетъ или проиграетъ она въ этой борьбѣ…
Вѣрѣ Андреевнѣ Ольга Ивановна сразу понравилась, внушила довѣріе. Еще немножко, и навѣрное начнутся разныя откровенности. Мужъ и жена только показываютъ видъ, что живутъ дружно – для «комильфотности» – а на самомъ дѣлѣ давно уже надоѣли другъ другу. У Ильи Петровича глаза разгораются на каждую хорошенькую женщину. Онъ и на нее смотритъ такъ выразительно, что не сегодня-завтра произойдетъ объясненіе. Но она не дура, поиграть съ собою не позволитъ. Между ними завяжется серьезная схватка, и тогда… мало-ли что тогда можетъ выйти. Она живетъ въ домѣ, среди семьи, можетъ выбирать моменты и средства. На этой позиціи она чувствуетъ себя твердо. Вѣра Андреевна, конечно, будетъ потомъ подъ нее подкапываться; но она уже овладѣла кое-какими ея секретами. Ея отношенія къ Норцову безусловно подозрительны. Они видятся, за это можно поручиться. Письма въ голубенькихъ конвертахъ непремѣнно отъ него. Ольга Ивановна встала и прошла въ столовую. – Дѣти, пора спать, – сказала она.
Сдавъ ихъ горничной, Ольга Ивановна подождала, пока всякій шорохъ затихъ въ домѣ, взяла коробочку со спичками, и неслышно прошла въ спальную хозяйки. Тамъ она зажгла одну изъ свѣчей въ шифоньеркѣ, и оглянулась. Она часто сюда заходила, когда никого не было дома, осматривала ящики, если Вѣра Андреевна забывала въ нихъ ключи, прочитывала письма. Существеннаго она ничего до сихъ поръ не нашла, но подозрѣнія ея были сильно возбуждены. При терпѣніи и осторожности, можно было бы напасть на слѣдъ.
И вдругъ Ольга Ивановна вспомнила про кончикъ голубого конвертика, торчавшій изъ подъ перчатокъ. По всей вѣроятности, Вѣра Андреевна успѣла засунуть письмецо подъ кушакъ. Но все-таки надо поискать.
На столикѣ лежала приходорасходная книжка по кухнѣ, а подъ нею кружокъ изъ подъ лампы, которую перенесли на каминъ. Ольга Ивановна взяла книжку и перелистовала ее; потомъ приподняла кружокъ – и вся даже вздрогнула отъ радости: голубой конвертикъ былъ тутъ.
Она быстро схватила его, вынула оттуда листокъ такого же голубенькаго картона, и пробѣжала глазами нѣсколько строчекъ.
Краска яркими пятнами выступила на ея лицѣ, потомъ также быстро пропала, смѣнившись зеленоватою блѣдностью. Въ письмецѣ стояли слѣдующія строки, набросанныя женской рукой:
«Милая Вѣра Андреевна, тороплюсь предупредить васъ относительно вашей гувернантки. Я случайно узнала, что это очень скверная особа, хитрая и безнравственная. Она, живя у родителей, уже имѣла романы. Откажите ей поскорѣй. Ваша М.».