— Та-ак. Оч-чень хорошо, — Шидловский выглядел на редкость довольным, таким его нечасто приходилось видеть, — Все, как и говорил полковник. А по-моему, дело у нас складывается, а, Алексей Иванович?
Шумилов мог бы возразить в ответ, что дело совсем даже не складывается, а расползается, как гнилая тряпка, и каждое новое свидетельство, закрепленное протоколом, противоречит предыдущему, но Шидловский вовсе не намерен был его слушать. Он, удовлетворенно улыбаясь, продолжал мудрствовать лукаво:
— Теперь вот что, надо устроить графологическую экспертизу анонимки, узнать, не Жюжеван ли ее писала. Займитесь подбором и приглашением экспертов. Вы знаете, как это надлежит сделать (Шумилов молча кивнул). В постановлении о назначении почерковедческой экспертизы укажите следующие вопросы: первый — сличение характера написания текста с контрольными образцами и, второй — сравнение стиля и лексических особенностей анонимки с контрольными образцами. Оформите постановление о назначении экспертизы и ко мне на подпись. Потом постановление отнесете в канцелярию и зарегистрируйте там (Шумилов продолжал молча кивать). Желательно экспертизу эту провести в ближайшее время, назначьте экспертам явку, скажем, на завтра в полдень. Я полагаю, Вам лично присутствовать при этом нет необходимости, что толку тратить день, наблюдая за нашими лукавыми экспертами, как они с 10-кратными лупами будут рассматривать документ. А Вы, Алексей Иванович, обратите все свое внимание на опросы друзей Николая Прознанского. Про анархистов-социалистов забывать не будем. А я сейчас отправляюсь на доклад к окружному прокурору.
«Я просто как Золушка должен крутиться», — с неожиданным даже для самого себя раздражением подумал Шумилов. Но внешне он никак этого не показал и лишь кратко спросил:
— Вадим Данилович, а что у нас будет в качестве контрольных образцов для работы графологов?
— Конечно же, записи и письма Жюжеван. Я завтра с утра заеду к Прознанским, заберу у них письма и записки гувернантки, у них таковые точно есть.
Шумилов тут так и крякнул. Он не предполагал, что маховик уже так запущен. Он был готов предложить экпертам для сличения почерков и многие другие документы, например, письмо Веры Пожалостиной, а также тетради с записями химических опытов Николая Прознанского. Очень интересным мог оказаться результат сличения текста анонимки с почерком матери покойного, а также его отца. Причем, каковым оказалось бы конечное заключение экспертов Шумилов даже боялся гадать: до такой степени результат был непредсказуем.
— Вадим Данилович, Вы это говорите серьезно? — спросил Шумилов.
— Разумеется, что Вас смущает?
— Но что у нас есть против Жюжеван?! Даже если — хотя я в это не верю! — но даже если она имела интимные отношения с мальчиком, в два раза ее младше, то каков был мотив его убийства?
— Ну-у, Алексей Иванович, — Шидловский артистично развел руками и состроил заговорщическую мину, — ну Вы-то, работник следствия, будьте реалистом!
И после этой загадочной фразы, так и не понятой Шумиловым, помощник окружного прокурора выскочил за дверь. Шумилов остался стоять на месте, пораженный как самим этим разговором, так и его неожиданной концовкой. В этот момент Алексей Иванович впервые испытал очень странное и неприятное чувство: ему показалось, что некие (притом, очень важные) события происходят без его участия и он остается в полном неведении о скрытых пружинах, влияющих на принятие его начальником решений по этому делу.
Шумилов потратил чуть больше часа на оформление назначения почерковедческой экспертизы и отбор двенадцати графологов из списка официально допущенных к такого рода исследованиям лиц. Восемь из двенадцати человек были опытными преподавателями чистописания и русской словесности в гимназиях города и филологического факультета университета, еще четверо работали в канцелярии Правительствующего Сената. Последние традиционно считались лучшими специалистами в Империи по почеркам и установлению авторства. Об экспертизах сенатских секретарей ходили легенды: рассказывали, что посмотрев один раз на анонимку эти люди могли спустя годы узнать руку автора, они, якобы, определяли по почерку не только пол, возраст и род занятий автора текста, но и его место проживания и даже учебное заведение, в котором аноним мог учиться.
Все эксперты-почерковеды получали за свои заключения доплату к жалованию. Результат экспертизы оформлялся в виде одного документа, текст которого вырабатывался в ходе совместного обсуждения всех участников экспертизы. Если кто-то из них оставался несогласным с мнением большинства, то свое суждение он оформлял в виде особого мнения, прилагавшегося к основному заключению.
Оформив двенадцать повесток, которыми эксперты вызывались в прокуратуру окружного суда к завтрашнему полдню, Шумилов передал их в канцелярию. Далее повестки попадали в руки судебных рассыльных, которые в течение нескольких часов должны были отыскать получателей и вручить им расписки под роспись. Система эта работала четко и сбоев практически не давала.