Семейство Дэни закончило работу. Мастера негромко переговаривались и собирали инструменты. Сегодня они уезжали чуть раньше, и я была этому очень рада. Сама устала как лошадь. Ремонт, длившийся лишь второй день, выпивал из меня силы. А Лючина с её неожиданной и необъяснимой жаждой к ночным прогулкам – подъедала остатки.
Мне нужно было лечь в тёплую постель и хорошенько выспаться.
Но, заперев ворота за мастерами, я всё равно сначала подошла к двери малявкиной комнаты. Внутри тихонько скулили и скребли по доскам.
А вдруг ей плохо? Что если у Лючи снова поднялась температура? Вдруг она умирает там, под дверью?
– Лючина, что происходит?! Тебе плохо?! – громко спросила я.
Скрестись и скулить внутри сразу же перестали. За дверью воцарилась блаженная тишина. Если бы ей было плохо, она б не замолчала, услышав мой голос. Здраво рассудила я и отправилась в свою комнату.
Совесть немного грызла. Но стоило лишь вспомнить о вчерашней ночи, как она отступила. Пусть лучше ребёнок сидит под замком, чем шляется в лесу. Здоровее будет.
С этой мыслью я и заснула. Но утром, лишь открыв глаза, поспешила накинуть шаль, сунула ноги в тапочки и помчалась проверять свою малявку.
Она сладко спала, свернувшись комочком. Простыня была сбита и скручена в жгуты, как будто на ней не просто ворочались, но прыгали и скакали всю ночь.
Я потрогала лобик Лючины. У неё не было жара. Вот и отлично. Похоже, я нашла идеальное решение от ночных треволнений.
Успела затопить печь, приготовить завтрак. Потом приехало семейство Дэни, закипела работа. Снова по всему дому слышался шелест ткани, стук молотков, негромкое переругивание мастеров.
А я отправилась будить Лючину. Думаю, сегодня ей стоит позавтракать в столовой. Ну или в кухне – я была готова к компромиссу. Но малявка не захотела даже разговаривать. Лишь услышав мой голос, Лючи отвернулась к стене. На все мои уговоры реагировала обиженным молчанием. А когда я попыталась коснуться её, дёрнула рукой.
– Прости, что пришлось тебя закрыть. Я боялась, что ты снова убежишь ночью, – попыталась объясниться, но ничего не добилась.
Эта ночь пробила трещину в наших тёплых отношениях.
Я оставила поднос кашей и ягодным чаем на столике и вышла из комнаты.
Это была наша первая ссора.
Долго грустить мне не удалось, потому что мсье Дэни снова дёргал меня из-за каждой мелочи. Он оказался слишком дотошным и въедливым. Зато и результат, который уже намечался, казался мне восхитительным.
Для гостиной мы выбрали светлые тканевые обои с узором из золотистых виньеток. На лестнице и в коридоре – с бордовым оттенком, в цвет ковровым дорожкам, которые должны будут устелить новенький дубовый паркет. Перила, ещё светлые и не покрытые лаком, лежали у стены.
Мсье Дэни обещал сегодня здесь закончить и уже завтра заняться комнатой девочки. Надеюсь, Лючина сменит гнев на милость. Ну или останется жить в старой скучной комнате. Пора ей понять, что мы несём ответственность за свой выбор.
И всё равно я переживала. Наша ссора и неприязненное молчание воспитанницы выбивали меня из колеи. У девочки оказался стойкий характер – она не реагировала на все мои попытки с ней помириться.
И всё равно на ночь я снова заперла комнату. Услышав щелчок замка, Лючи взвыла от злости. И в первую секунду я даже испугалась. Вот уж не думала, что маленькая девочка может издать такой звук. Потом она скреблась в дверь, дёргала ручку.
И всё равно упрямо не просила её выпустить. Конечно, я бы всё равно не открыла, но это её упрямое молчание давило мне на нервы. Чувствуя себя ужасающе жестокой, я отправилась спать.
Скорей бы уж вернулся мсье Милфорд. Кажется, я одна не справляюсь.
– Ну вот, хозяйка, принимай работу, – мсье Дэни и его помощники выстроились в ряд, чтобы понаблюдать за моей реакцией.
Я их не разочаровала. Ахала и охала, разглядывая обновлённый интерьер. Гостиная стала светлой и уютной. А в центр так и просилась новогодняя ёлка.
Дело осталось за малым, но самым сложным.
Подумав, я решила отбросить мягкую улыбу и елейный тон. Пришло время поговорить с Лючиной как со взрослой.
– Лючи, – я не стала садиться на кровать, оставшись стоять где-то посередине между дверью и девочкой, – мастера закончили гостиную и коридор с лестницей. Ты можешь посмотреть…
Она молчала. И это резало мне сердце. За последние дни… и ночи, проведённые в комнате, Лючи осунулась. Черты лица стали резче, кожа бледнее.
Я чувствовала себя настоящим монстром, обижающим маленьких девочек. Ладно, монстр так монстр. Я была готова идти на уступки. Может, хоть это сумеет немного примирить нас.
Вздохнула и всё же присела на краешек постели.
– Хорошо, ты можешь забрать свою собаку в дом. Конечно, когда приедет папа, он решит, что делать с твоим монстром. Но обещаю, что я буду на твоей стороне.
Малявка повернулась ко мне и посмотрела укоризненным взглядом. Совершенно взрослым.
Тяжело вздохнула и выдала:
– Ты ничего не понимаешь…
Я действительно ничего не понимала, поэтому не стала спорить.
– Прости, что закрываю тебя в комнате. Я боюсь, что ты снова убежишь в лес, – на глазах всё же выступили слёзы. И я шмыгнула носом.