Гувернантка (СИ)

Пока он говорил, я смотрела в сторону. Я вполне чувствовала фальшь, с которой он жалел меня – и все равно по щекам текли слезы, которые у меня уже не было сил сдерживать.

Я очень хорошо понимала, что Якимов одного лишь добивается – моего ожесточения по отношению к дяде. Он знает, кто такой Платон Алексеевич, а я ему нужна как орудие воздействия на дядю.

И еще я отметила, что Якимов уже два раза упомянул мою маму – будто он был с нею знаком. С нею, а не с отцом. Еще больше меня это уверило в том, что здесь не только шпионаж, здесь личное. Мой дядя, а возможно, и мама, чем-то очень досадили Якимову – потому едва ли мне стоит рассчитывать на снисхождение. Он ласков со мной ровно до тех пор, пока надеется договориться миром. А что будет потом?…

Наверное, уловив этот вопрос в моих глазах, Якимов понял мои сомнения. И спросил:

– Так вы будете сотрудничать?

Слезы все лились – мне было безумно жалко себя.

– Да, – ответила я севшим голосом – едва слышно, но уверенно.

Якимов шумно перевел дыхание, и даже воздух между нами как будто разрядился. Мне и самой стало чуть легче, когда я приняла решение. Однако, не дав мне времени одуматься, Якимов снова заговорил:

– Правильно, Лидия Гавриловна, очень правильно, учитывая ваше положение. – И тотчас спросил: – Вы действуете в Москве по поручению графа Шувалова?

– Да, – чуть помедлив, отозвалась я.

– Ну, не сволочь ли ваш дядюшка? – покачал головой Якимов. – Вам бы на балах блистать в вашем возрасте, да рукоделием заниматься… Сколько времени вы в Москве?

Я замялась с ответом, раздумывая, насколько все же мои слова могут навредить дяде, а Якимов поторопил:

– Лидия Гавриловна, милочка, мы теряем время!

– С семнадцатого января, три месяца.

– Каким образом осуществляли связь с Шуваловым?…

– Я не стану отвечать на этот вопрос… в таких условиях, – спокойно и твердо ответила я, поднимая взгляд на Якимова, – пусть с меня снимут наручники, потому как я уже руки не чувствую.

Якимов хмыкнул. Огляделся в комнате, но, видимо, решил, что бежать мне все равно не удастся, и, взяв ключ у своего помощника, освободил меня.

– И пускай мне отдадут сумку, – растирая посиневшую руку, продолжила я с еще большей уверенностью, – я хочу причесаться и привести себя в порядок.

– Может, вы еще к модистке съездить желаете? – снова усмехнулся Якимов.

Но, помедлив, повернулся к помощникам, один из которых как раз держал мой ридикюль. Взяв сумку, он уже сделал шаг, чтобы отдать ее мне. Но вдруг остановился. Глядя мне в глаза, улыбнулся уголком губ. Потом открыл мой ридикюль и, разумеется, первым делом увидел Смит-Вессон:

– Ох, Лидия Гавриловна… какие неподходящие столь прелестной барышне игрушки вы носите в сумочке.

Он крутанул барабан револьвера, отмечая, что тот полностью заряжен, и положил его на стол рядом с лампой. Потом отыскал в сумке гребень и подал мне:

– Причесывайтесь, мы подождем.

И, отступив на пару шагов, прислонился к стене и скрестил на груди руки.

Я, неловко держа в онемевшей руке гребень, начала расчесываться под взглядами мужчин. Медленно, прядь за прядью. Я тянула время. В комнате в это время было очень тихо – настолько, что я снова слышала, как капли падают в таз. Прислушивалась изо всех сил и к звукам на улице – но не слышала ровным счетом ничего.

Никто за мной не приедет, и никто не вздумает искать в ветхом заброшенном домишке.

– Время, время, Лидия Гавриловна! – морщась, поторопил Якимов.

– Полно вам, Лев Кириллыч, успеется, – усмехнулась я в ответ.

А потом нажала на едва заметную пружину на ручке расчески. Ручка была полая внутри, и из нее в мою ладонь тотчас скользнула стеклянная колба с белым порошком. Я сделала это почти неосознанно, и ни о чем не думала в тот момент, даже об Ильицком.

Или нет, думала. Я представляла, как будет рвать и метать Якимов, когда я упаду замертво, как будет корить себя, что так и не справился с девчонкой неполных двадцати лет.

В этот момент я улыбнулась еще шире, не скрывая злорадства. И тотчас пожалела об этом, потому что Якимов, будто почуяв что-то, дернулся ко мне, перехватывая уже поднесенную к моим губам руку с ампулой.

– Вы что?!… – бешеный окрик Якимова выдал крайнее его волнение – он действительно не ждал такого от меня, и презрительной холодности в его голосе как не бывало.

Он сжимал мою истерзанную руку с такой силой, что ампула выпала, покатилась по полу и вскоре была раздавлена каблуком Якимова. Он втаптывал ее в пол с остервенением, будто это была ядовитая змея.

Я уже не сдерживалась, а отчаянно рыдала, пытаясь высвободить руку и понимая, что Якимов только что растоптал мою последнюю надежду повлиять на происходящее хоть как-то.

– Зачем?! – Якимов несколько остыл, но голос его выдавал, что он не понимает ни ситуации, ни моих мотивов. Он даже руку мою отпустил. – Что вам за дело до Шувалова? Откуда такая верность? Лучше бы о женихе своем подумали… или он тоже в курсе ваших дел с англичанами?

Якимов спросил это вполне серьезно, ловя взглядом каждое движение моих глаз. Я же только вымолвила сквозь слезы:

– Ка… какими англичанами?…