Рука уже начала уставать и потому предательски дрожала, мешая целиться. Решив покончить с этим поскорей, я прищурила один глаз, поймав на мушку самую крайнюю бутылку, и нажала на спусковой крючок. Рука моя дрогнула от сильной отдачи, но ни одна бутылка, даже та, в которую я целилась, почему-то не разбилась.
– Он что не выстрелил? – я удивилась, взглянув на револьвер.
– Выстрелил… только не туда.
– Шагов на пять не туда, – скептически прокомментировал Полесов, – но не думайте, Лидочка, что это ваша вина. Неважный из вас учитель, Алекс, вот что я вам скажу! – и, кажется, вознамерился учить меня сам. – Вы, Лидочка, просто дуло слишком вверх поднимаете… давайте-ка я вам помогу, зайчонок мой…
И тут же встал позади, положив ладонь мне на талию, прижавшись щекой к моей щеке и направляя мою руку. Нет, это даже для Лидочки слишком.
– Георгий Палыч!… – дернулась я, высвобождаясь.
И в тот же момент со звоном разлетелась вдребезги бутылка.
– Что это?…
Я, тотчас обернувшись на выстрел, увидела Мари с револьвером в руке и озаренным улыбкой лицом.
– У меня получилось! Я попала, попала! – словно ребенок она запрыгала на месте, а потом и вовсе бросилась на шею стаявшему рядом Ильицкому.
– Да, вы молодец, Мария Георгиевна – попали с первого раза, – отозвался он, ставя ее на землю.
На них смотрела не только я, но и Алекс с Полесовым. Смотрели и молчали, и чувствовалось в этом молчании какое-то невысказанное раздражение.
– Это ваш револьвер, Евгений Иванович? – наконец, уточнила я. – Позвольте спросить, зачем вы взяли с собой на отдых револьвер?
– На всякий случай, Лидия Гавриловна, – отозвался тот, подняв голову и посмотрев мне в глаза, – никогда не знаешь, пригодится эта la petit pièce или нет.
Я уже и забыла, что он умеет смотреть так, будто выносит приговор и одновременно приводит его в исполнение. Боже… я и подумать не могла, что он поблизости и слышал весь этот отвратительный разговор. Не говорить же ему, что это все Лидочка, а не я?
Но наших взглядов, похоже, никто не замечал. Мари радовалась удачному выстрелу, а ее братья, брошенные Ильицким, крутились рядом и пытались потрогать револьвер.
И вдруг Мари настороженно спросила:
– А где Никки?
С трудом оторвав взгляд от глаз Евгения, я пересчитала детей: Митрофанушка и старший из близнецов, Конни, были здесь, но Никки со спаниелем поблизости действительно не было.
– Никки с Джеком ищут перчатку monsieur Ильицкого! – легкомысленно объявил Митрофанушка и пихнул в бок брата. – Мы ее так запрятали, что они еще долго будут искать.
По спине пробежал холодок, и непроизвольно я обернулась к реке. Здесь лед был крепким, но я знала, что за поворотом, где мы проезжали прежде, лед начинал уже трескаться – видимо, река там мельче, или течение сильнее.
– Где вы спрятали перчатку? – радостный настрой Мари тотчас сменился тревогой в ее голосе.
– Там… – Митрофанушка, как будто тоже испугавшись, махнул рукой вглубь леса, – спрятали ее в дупле на дереве. Я покажу…
И, не дождавшись ответа, бегом бросился в лес по истоптанной тропинке. Мари, сунув револьвер в руки Ильицкому, решительно и уже без всякого намека на улыбку припустила следом, даже не оглянувшись на нас.
– Мари, постойте я с вами! – едва успел крикнуть Алекс, догоняя их.
Глава XXIII
После того, как Мари, Алекс и мальчики скрылись из виду, я еще долго смотрела им вслед и пыталась перебороть это предчувствие неясной беды.
– Сейчас вернутся, никуда не денутся… о чем здесь вообще волноваться! – будто подбадривая меня, Жорж Полесов делано беспечно пожал плечами и попытался рассмеяться.
Заметно было, что он тоже беспокоится, но в характере Георгия Павловича до последнего надеяться на русский авось, так что он крепился.
Зато Ильицкий, кажется, и впрямь был спокоен:
– Здесь и правда трудно заблудиться. До проселочной дороги меньше полуверсты, и все время ходят люди.
Обычно каменное спокойствие Ильицкого на меня действовало безотказно, но не в этот раз. Чем дольше Мари и Алекс не возвращались, тем отчаянней я вглядывалась за поворот реки. И, наконец, не выдержала:
– Я пройду к реке и поищу там.
– Лидия Гавриловна, позвольте… – подпрыгнул ко мне Полесов, но я не дала ему договорить.
– Георгий Павлович, останьтесь здесь, прошу! – железным голосом сказала я и чуть мягче добавила: – На случай, если Никки вернется.
Ильицкого я с собой не звала, но не сделала и тридцати шагов, как он догнал меня в лесу. Не знаю, что он сказал Полесову – мне в тот момент не было до этого дела. Мне просто стало чуточку легче оттого, что он рядом.
– Ты зря беспокоишься – мальчишка просто где-то играет с собакой, – сказал Евгений через полминуты молчания.
Я не ответила, пытаясь разглядеть на снегу следы, и все прибавляла шаг.
– Ну, давай, скажи, что это я во всем виноват! – снова заговорил тогда Ильицкий – кажется, его злило мое молчание. – Скажи, что я вызвался следить за детьми и одного потерял! И что вообще не нужно было привозить собаку. Давай, выскажись!