– Что вы с собой сделали? – взволнованно шептала я, ведя Мари в ее комнату. – Хотите, чтобы Алекс принял вас за горничную и оскорбил, сбросив на руки пальто?
– Вам не угодишь!
Мари надулась – кажется, она всерьез полагала, что выглядит достойно. Я же, едва войдя в ее комнату, бросилась к плательному шкафу, в надежде отыскать что-то более подходящее.
Боже мой, чего здесь только не было! Конфетные обертки и еще частично целые конфеты, куклы, очевидно брошенные сюда Лёлечкой, россыпи солдатиков, давно уже потерянных мальчиками, карандаши, перья, пояски, ленты, оборки – и все это однородной массой валялось на дне шкафа.
И еще несметное количество клочков бумаги, исписанных, судя по всему, стихами. Эти листочки Мари очень трогательно попыталась собрать, чтобы я не дай Бог не прочла написанное. И прятала она их здесь, судя по всему, именно для того, чтобы никто не нашел – впрочем, она рассудила правильно. Горничные явно никогда не прикасались к этому шкафу, да и сама Мари, скорее, бросала в него вещи не глядя. И так же не гладя – наугад – вытягивала оттуда одежду: что под руку первым попадется, из того и будет сооружен сегодняшний туалет! Кажется, это и есть секрет всех нарядов Мари.
Довершением всего стала кошка, выскочившая вдруг из шкафа с обиженным возгласом – не хочу даже знать, сколько времени она там просидела…
– Если бы сюда заглянула ваша маменька, – сказала я, выдергивая из шкафа более-менее подходящие платья, – то первым делом она бы уволила всех горничных.
Мари поджала губы, перепрятывая свои листочки в другие надежные места, и ответила:
– Я убираюсь в шкафу сама.
– Я так и подумала…
– Вы что, хотите, чтобы я
Я же все больше уверялась, что этот цвет и эта кружевная оборка над неглубоким, едва приоткрывающим ключицы декольте, очень бы пошли моей воспитаннице. Лиф платья был искусно расшит серебряной нитью, а атласная юбка лежала крупными складками и предполагала небольшой изящный турнюр.
– Когда вам будет пятьдесят и вам захочется надеть розовое платье с рюшами – тогда да, возможно, это будет пошло. А пока – надевайте! – велела я. – Сами управитесь?
Мари перевела беспомощный взгляд с платья на меня – и снова на платье. И буркнула:
– Отвернитесь.
– Вы что здесь собираетесь переодевать? Перед окном? А ширма, по-вашему, на что?
Видимо, Мари не предполагала, что этот очаровательный предмет мебели, затянутый кремовым шелком, годится еще на что-то, кроме как изображать крепостную стену во время игр с братьями в рыцарей.
Воспитаннице моей пришлось подчиниться: она укрылась за ширмой и, шурша юбками, принялась переодеваться. А спустя бесконечно долгие десять минут, за которые я успела досконально изучить обстановку комнаты и даже от скуки навести порядок на письменном столе, Мари вдруг отшвырнула платье в кресло и довольным голосом сообщила:
– Оно мне узко! Подыщите что-нибудь другое.
Если бы хоть одна из моих подруг по Смольному призналась классной даме, что платье стало ей узко… словом, лучше было в этом не признаваться, поскольку и без того скудный наш рацион сократили бы тогда до пустого картофельного супа – прецеденты были. Кстати, я не оговорилась по поводу «наш» – на пустой суп перевели бы весь dortoir, чтобы подобных проблем не возникло ни у кого из соседок.
Но идти на подобные меры с Мари, видимо, уже поздно. К счастью, был еще способ исправить ситуацию. Я решительно отодвинула ширму, разглядывая свою воспитанницу в панталонах, корсете и коротенькой нижней рубашке.
– Повернитесь спиной и выдохните, – велела я.
– Зачем? – опасливо спросила Мари, поворачиваясь все же. И тут же взвыла: – Ой, мамочки!…
Мари не обманула: платье действительно было ей узко, так что мне даже жарко сделалось, пока я утягивала ее талию шнуровкой до нужного размера. Но, право, результат того стоил.
– Я и не знала, что я такая красивая, – искренне восхищалась Мари, поворачиваясь перед зеркалом в своем розовом платье. – И какая у меня тонкая талия, оказывается… m-lle Волошина не влезла бы в это платье, даже если ее вдвое ужать! Только не знаю, как я буду сидеть в таком наряде… и обедать…
– А вы не садитесь, а присаживайтесь. И не обедайте, а лишь слегка перекусывайте, – отозвалась я вполне серьезно. – Еще было бы хорошо, если б вы говорили поменьше – уверена, Алекс оценит.
Теперь я нагревала на углях в «голландке» [59]
щипцы для завивки, намереваясь и прическу Мари привести в порядок.– Знаете, пока я это платье натягивала, я подумала… – произнесла Мари, действительно с трудом присаживаясь на стул перед зеркалом, – а может ну его, Алекса? Раз я такая красивая, то я за кого угодно могу замуж выйти. И вообще, как показывает практика, для успешного замужества достаточно лишь вовремя упасть в обморок – в нужном месте, возле подходящей гостиницы…
Кажется, Мари готова была продолжить тему, но резко замолчала – должно быть, разглядела в зеркало, как я положила щипцы и молча отвернулась.