Гувернёр (СИ)

Скорпиус, благоговейно оглядывая загашник Альбуса Северуса Поттера, любовно погладил довольно большой кустик веселящей травки и, закатив глаза, тихонько пропел:

- Наверно это мой рай…

- Лили сюда лучше не водить, – продолжал Альбус, глядя, как Луи оттаскивает Скорпиуса от горшков с марихуаной. – Она запросто может ляпнуть моему отцу про этот маленький нелегальный бизнес.

- Маленький? – опешил Луи.

- Да, Луи, это маленький. Склад картели, на которую я работаю, в четыре раза больше.

Скорпиус от такой информации едва не лишился чувств.

- Можно я одну маленькую дорожку вынюхаю? – взмолился он, хлопая ресницами.

- Одну можно, – смилостивился Альбус. – Вон из того мешка себе отсыпь.

Скорпиус, на радостях поцеловав Альбуса в щеку, на крыльях любви понесся к мешку с кокаином, на ходу скручивая банкноту в трубочку.

- Ты обалдел? – возмутился Луи. – Подпустить его к наркотикам? Да мы ж его не откачаем.

- Успокойся, это мешок со стиральным порошком, – отмахнулся Альбус. – Вот придурок, глянь, дорожки делает…

- Стиральный порошок? А ему плохо не станет?

- Какая разница, он бессмертный.

Спустя пару минут Скорпиус, звонко чихнув, обижено пожаловался на то, что кокаин отдает морозной свежестью и подозрительно пахнет бытовой химией, но только после пяти минут объяснений понял, в чем подвох.

- Смысл иметь друга-наркотороговца, если нюхать приходится какую-то дрянь? – возмутился он, сев на низкий диван.

- Еще вчера я был «эй ты, кровопьющий урод», а сегодня я уже «друг-наркоторговец»? – усмехнулся Ал. – Скорпиус, ты поразительнейшая меркантильная мразь!

- Может я и мразь, зато я всегда был честен с Луи!

- Ой спасибо, меня вспомнили, – закатил глаза оборотень. – Разошлись по разным углам.

Портрет Фламеля что-то буркнул и презрительно хмыкнул. Скептически глядя на то, как Луи заливает родниковую воду в котел, он закатил глаза и ненавидяще пробубнил что-то явно матерное на латыни.

До самого вечера, в ожидании того, как родниковая вода и залитый в нее экстракт мандрагоры примет некое чуть желеобразное, согласно дневнику алхимика, состояние, друзья практически не разговаривали друг с другом. Луи гипнотизировал взглядом будущее зелье, Скорпиус листал дневник Фламеля, пытаясь разобрать скачущий то вверх, то вниз почерк, похожий на кардиограмму, а Альбус, окончательно убедившись, что нет смысла что-либо скрывать, преспокойно уселся за стол и принялся мастерить самокрутки из папиросной бумаги и мелкомолотых листьев марихуаны.

- Со стороны может показаться, что мы здесь варим метамфетамин, – сказал Скорпиус, нарушив гнетущую тишину.

- Так здесь и варили мет, – согласился Ал. – Давно, правда, мы тогда на седьмом курсе были. Что-то здесь еще бабахнуло сильно, и весь квартал чуть не надышался парами.

- Круто, – протянул Скорпиус. – Как ты мог это скрывать?

Альбус не ответил, лишь уставился в котел. Скорпиус снова склонился над дневником Фламеля, уже почти наловчившись разбирать небрежные каракули алхимика, нацарапанные размазанными чернилами, почти не напрягаясь, разобрал слова «серебро», «слизь» и «маковый цвет», но, перевернув сухую страницу, наткнулся на новый ребус.

«22/…»

- Это что? – поинтересовался гувернер, показав Фламелю с портрета странную дробь.

- Это, глупец ты нечеловечий, пропорции, – буркнул алхимик. – Соотношение родниковой воды к слезам феникса.

- 22 – это родниковая вода?

- Именно.

- А сколько слез феникса?

- Не помню, – признался Фламель.

Луи так резко обернулся, что его шея хрустнула, как сухая ветка.

- Это как так?! – всполошился он. – Каплей больше, каплей меньше – совершенно другой эффект!

- Я здесь не писал, – упрямился Фламель. – В другом месте записала моя прекраснейшая Перенелла.

Скорпиус почувствовал, как дергается глаз.

- Зачем? – ахнул он.

- Да чтоб такие остолопы не пытались даже воссоздать эликсир!

- Если он сейчас скажет, что есть другой дневник, я сожгу картину, – прорычал Альбус.

- Я отказываюсь говорить, – картинно отвернулся алхимик.

- Альбус, где солярка и спички? – рявкнул Скорпиус.

- Вы что удумали?! – заверещал Фламель, глядя, как Альбус удалился в пристройку. – Не смейте! Моему портрету около трех сотен лет!

- Значит, гореть будет хорошо, – усмехнулся Скорпиус, чиркнув зажигалкой. – У вас минута на то, чтоб сказать пропорцию.

- Да не помню я! Она вообще на полотне записана!

Альбус так и замер с баком солярки.

- Так, – многозначительно кивнул Луи, присев напротив портрета. – На каком полотне?

Фламель, покосившись на зажигалку, чуть посомневался, но, увидев новую искру в пугающе маленьком расстоянии от старинной буковой рамы, нехотя начал свой туманный рассказ.