Гвардеец (Оболганная эпоха)

- Тогда не взыщите, - Василий Александрович развёл руками. - Рад бы помочь, да нечем. Попробуйте в армейский полк устроиться. Если фортуна переменится, глядишь, и в гвардию переведётесь.

Я вспомнил о бумагах, которые принёс офицер полковому комиссару:

- Господа, примите наши извинения. Не хочется докучать, но посмотрите, нет ли в принесённых документах наших имён - баронов фон Гофена и фон Брауна?

Касаткин порылся в бумагах, внимательно вчитался, потёр указательным пальцем переносицу и сипло объявил:

- Господа, пришла моя очередь просить прощения. Поручик Нащокин[13] доставил приказы о вашем зачислении в полк, - полковой комиссар приосанился. - Поздравляю вас, гренадеры третьей роты Дитрих фон Гофен и Карл фон Браун. Надеюсь, вы не посрамите славы лейб-гвардии ея императорского величества.

'Спасибо тебе, Густав Бирон', - подумал я. Подполковник не забыл о своём обещании, мало того, что устроил нас в гвардию, так ещё и позаботился, чтобы мы попали в одну роту.

- Рота ваша вместе с остальными частями полка ещё не прибыла из лагерей, - сказал поручик Нащокин. - Думаю, спешить на воссоединение с ней ещё рано. Впереди много дел: вам надо построить мундир, получить оружие и довольствие. Жить есть где?

- Нет, мы комнату в герберге снимали, но содержать её более не на что, - вздохнул я.

- Тогда ещё и на постой надо встать. Ну, это к полковому квартирмейстеру, господину майору Шипову. Он вам билет выдаст, - Нащокин вспомнил что-то и добавил:

- Виктор Иванович, выпиши гренадерам сумму для скудости. Видишь, поиздержались они, покуда назначения ждали.

Полковой комиссар кивнул:

- Не обижу, Василий Андреевич. Непременно войду в положение, благо деньги в казне от отпускников пока имеются.

- А мне пора! Счастливо, братцы.

Нащокин умчался так же стремительно, как появился.

Касаткин дождался, когда хлопнет дверь, открыл окованный сундучок и стал выкладывать на стол горки из монет.

- Слушайте меня внимательно, гренадеры. Оклад вам полагается самый малый для нижних чинов - племянничий. Будете получать двенадцать рублей в год потретно.

- То есть? - не понял я.

- Три раза в год, - пояснил Касаткин.

- Выходит по четыре рубля, - подсчитал я.

- Нет, - помотал головой Касаткин. - Вы будете строить гренадерский мундир, я выдам вам на руки денежный вычет из вашего жалованья, около пяти с половиной рублей. На эти деньги вы должны приобрести всю необходимую амуницию, потом узнаете какую. Они вычитаются из годового жалования, которое составит в итоге меньше семи рублей.

Я присвистнул. Выходит, мы должны себя одевать за свой же счёт. Для меня, привыкшего к выданным со склада бесплатным армейским гимнастёркам - х/б и п/ш, 'афганкам', сапогам, ботинкам-берцам, головным уборам, шинелям и прочее - это было в диковинку. Зарплата худеет на глазах.

- Есть ещё и вычеты за медикамент: каждую треть по четыре копейки, - продолжил нагнетать обстановку Касаткин. - А ежели кто из полку убежит или дезертирует, с каждого солдату ещё по копейке. Правда, это больше армейских частей касается. В гвардии беглых не бывает. Но я счёл нужным предупредить на всякий случай.

Вот те раз - снова расходы. Если и дальше будет продолжаться в том же духе, то я, устроившись на военную службу, буду ещё и должен. Как люди живут? У меня же под боком имений нет, помощи ждать неоткуда. И, как говорит Карл, под Митавой мать осталась. Вроде мой сыновий долг помогать ей.

Увидев перепад в нашем настроении, Касаткин сообщил:

- Всё не так плохо, господа. Вычеты вычетами, но государство заботится о вас. Будете получать дачу на мясо и соль, почти десять копеек в месяц. В магазине получите муку для хлеба, или, если хотите, можете заменить её денежным довольствием.

Хлебопёки из нас откровенно скажу - неважные, так что мы решили взять компенсацию деньгами.

В конце разговора Касаткин расщедрился и выдал кроме мундирного вычета по два рубля подъёмных. Это и были та самая сумма для скудости, о которой говорил Нащокин. Кстати, Василий Андреевич помог нам ещё одним. В дверь постучались. Полковой комиссар разрешил войти, и мы увидели высоченного, даже выше меня гвардейца. В нём было, наверное, метра два росту.

- Гренадер третьей роты Степан Чижиков, - отрапортовал солдат. - Их высокоблагородие капитан Нащокин велели на первое время быть приставленным к обучению двух новобранцев, покуда рота из лагерей не вернётся.

Касаткин обрадовался его появлению и отпустил нас вместе с Чижиковым, обещавшим проследить, чтобы всё было как положено.

Мы вышли в коридор.

- Будем знакомы, - гренадер протянул широкую как лопата руку. - Я - Чижиков Степан, буду вашим 'дядькой'.

- Кем? - не понял я.

- Дядькой, - добродушно пояснил солдат. - Впрочем, откуда вам немцам знать. Так зовётся старослужащий, который за молодыми присматривает.

Понятно, что-то вроде нашего 'дедушки', только имеющего вполне официальный статус.

- Давайте-ка мы сначала навестим квартирмейстера, чтобы он вас на жительство определил, а то уйдёт куда, и вы без крыши останетесь, - предложил Чижиков.