Гвардейцы стояли насмерть

Жизнь гражданского населения в осажденном городе направлялась местными партийными и советскими организациями. В самые тяжелые дни обороны был проведен пленум горкома партии. Мне рассказывали, что в ноябре состоялась также сессия городского Совета депутатов трудящихся. А когда мы перешли в наступление, в штаб дивизии пришла женщина - одна из местных советских руководителей. Она энергично взялась за работу с гражданским населением. Уже после войны сталинградцы напомнили мне ее фамилию. Это была Татьяна Семеновна Мурашкина - председатель исполкома райсовета Дзержинского района, на территории которого вела в январе бои наша дивизия.

Направление главного удара

Командир 42-го стрелкового полка полковник Елин уехал на повышение. Жаль было расставаться с этим опытным офицером. Его полк принял майор Долгов, сдав свой только что вернувшемуся из госпиталя подполковнику Самчуку, бывшему командиру 42-го.

Самчук с первых боев под Харьковом зарекомендовал себя храбрым и осторожным командиром. В боях на Дону его тяжело ранило в ногу. И вот он опять в своей дивизии.

- Ты как сюда попал? - спросил я, когда увидел его. Признаться, я не думал еще раз встретиться с ним на фронте.

- Из Москвы. После госпиталя мне дали отпуск на двенадцать суток. Пять из них я вытерпел, а на шестые пошел в управление кадров. Там говорят: отдыхай, как приказано, а кончится отпуск - направим тебя в Среднюю Азию командиром бригады. Решили, говорят, повысить тебя в должности. Я еще три дня выдержал. А больше не мог. Достал на Павелецком вокзале билет до ближайшей станции к Сталинграду, с вокзала перед отходом поезда позвонил в "кадры". Там и возразить не успели, как я уже сел в вагон.

- Смотри, влетит и тебе, и мне, - побранил я его для порядка, хотя в душе был рад новой встрече с ним.

Те, кто служил в армии, знают, что значит отказаться от повышения и снова вернуться в полк, когда тебе предлагают бригаду. Видно, очень дорог этот полк, мила фронтовая семья. Поэтому отъезд Самчука из Москвы не в Ташкент, а в Сталинград был вполне естественным поступком: такие, как Самчук, едут туда, куда зовет их долг, где они нужнее.

К концу декабря кольцо вокруг группировки Паулюса продолжало сжиматься. Юго-западнее города была разгромлена ударная группировка Манштейна, которая по замыслу гитлеровского командования должна была разорвать кольцо окружения.

Войска Паулюса были обречены. Среди вражеского командования, понимавшего безвыходность положения, царило смятение. Паулюс просил Берлин, чтобы ему предоставили свободу действий. Но ему было отказано.

Бессмысленное сопротивление, унесшее десятки тысяч жизней немецких солдат и офицеров, продолжалось. Впрочем, некоторые солдаты начали понимать, что к чему.

* * *

Однажды январским морозным днем я несколько часов провел в первой траншее у Панихина, Жгучий западный ветер гнал нам в лицо колючую поземку, мы изрядно продрогли, закончив свои дела, отправились восвояси.

Пробираясь к себе по ходу сообщения, я нагнал по дороге бойца-подростка.

"Откуда это такой? - подумал я. - Вроде ни с одним пополнением мне малышей не присылали".

На шум моих шагов боец обернулся, и я узнал Машеньку из Мышеловки.

Она лихо отдала мне честь, но замерзшие губы еле выговорили слова уставного приветствия.

- Что, дочка, мороз нынче? - Я тоже сведенным от холода ртом кое-как произнес эту фразу.

- Мороз, товарищ генерал...

- А где Мишу оставила?

- Мы с ним бойцов об обморожении предупредили. Для профилактики их обеспечили вазелином. Миша задержался в батальоне, а меня к себе в роту отправил...

- Вот и замечательно, что ты сейчас свободна. Пойдем ко мне, чаем горячим угощу.

- Спасибо, товарищ генерал! Неудобно как-то...

- Это чай-то неудобно?

- Хорошо, - наконец согласилась Машенька.

В штабном блиндаже Бакай допрашивал пленного гитлеровца, одетого в грязную зеленую шинель. Его ноги были завернуты в какие-то рваные тряпки.

- Кто такой? - обратился я к пленному через переводчика.

- Ефрейтор пятьсот семьдесят первого полка триста семьдесят первой пехотной дивизии, - отвечал немец.

- Кто командует дивизией и полком?

- Командир дивизии генерал-майор Монте, полка - капитан Рюйм.

Бакай заглянул в свой блокнот и кивнул головой в знак подтверждения.

Пленный продолжал:

- Полк обороняется в районе больницы, состоит из трех батальонов, в каждом по двести человек.

Потом ефрейтор безнадежно махнул рукой:

- Настроение у солдат плохое. Только сопляки из гитлер-югенда сами лезут в бой. А солдаты постарше воевать не хотят. Многих расстреливают за это. Потери в ротах ежедневно по восемь-десять человек. Пора кончать. Войну мы проиграли. Я это понял и решил сдаться в плен.

- С какого времени на Восточном фронте?

- С августа прошлого года.

- Как кормят?

- Сегодня на семь человек дали восемьсот граммов хлеба и, - он замялся, видимо, подбирая название для блюда, потом, усмехнувшись, по-русски сказал: - поллитра баланда.