Читаем Гвардии мальчик полностью

Смерть каждую минуту вырывала из рядов партизан все новые и новые жертвы. Погиб командир отряда Ломакин, погиб Василий Баннов, погибли многие другие товарищи, а снаряды и мины не переставали рваться на небольшом пятачке, где залегли народные мстители. Комья мерзлой земли не раз осыпали Мишу и Зиновия Афиногеновича, но смерть и на этот раз обошла их стороной.

А враги все били и били и, казалось, этому истреблению людей не будет конца. Но вдруг артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Наступила гнетущая тишина, пахло едким сладковатым дымом.

- Рус, сдавайся!-послышались крики немцев, но едва они взбежали на бугор, как по ним снова хлестнул шквал партизанского огня, точно мертвые ожили и снова взяли в руки винтовки и пулеметы. Румыны и немцы пришли в ярость. Под огнем партизан они выкатили пушки, и минометы на гребень холма и стали расстреливать партизан прицельным огнем в упор. Народные мстители брали на мушку орудийную прислугу, но на место убитых тотчас же появлялись другие, а партизан становилось все меньше и меньше. Вот смолк пулемет справа от Миши. Вот прекратился сухой треск винтовочных выстрелов слева… Так прошло тридцать минут, может быть час. Выстрелы из ложбины, где залегли партизаны, слышались все реже и реже.

Миша оглянулся по сторонам и с ужасом увидел, что.весь отряд уже истреблен. Строчил только пулемет отца, и немцы сосредоточили теперь на нем огонь всех своих орудий. Зиновий Афиногенович, черный от дыма, продолжал истреблять врагов, но неизбежное свершилось… Осколки мины попали в окоп, отец взмахнул руками и упал навзничь. Пулемет захлебнулся.

Мальчик бросился к отцу.

- Папа…

Тихо. Ни звука. Только свистят в ответ осколки немецких снарядов и мин. Отец лежит на спине и его открытые глаза пристально смотрят в серое осеннее небо. Снежинка упала на ресницу да не растаяла. Миша смахнул ее, прижался своим пылающих лицом к жесткой седой щетине отца

- Папочка… Родной мой… - простонал Миша.

Убедившись, что партизаны перестали стрелять, немцы прекратили огонь, но выжидали двинуться дальше, боясь подвоха со стороны партизан. Десятки биноклей были направлены в ложбину, которая была превращена теперь в кладбище.

- Рус, сдавайся!-послышались голоса, но в ответ не раздалось ни одного звука, не хлестнул как раньше пулеметный огонь.

Осмелев, немцы и румыны начали подниматься, трусливо озираясь по сторонам. Выстрелов не было. И тогда вся вражья орда бросилась с бугра к ложбине.

- Прощай, папа,-тихо сказал мальчик и б последний раз припал к посиневшим холодные губам.

Враги приближались. С невероятным трудом оторвался Миша от отца и пошатываясь встал во весь рост на бруствере окопа. Увидев маленького мальчика, немцы остолбенели от удивления, в их рядах наступило замешательство.

- Рус, сдавайся!-снова послышались голоса

Миша схватил в обе руки по связке гранат, и не успели немцы щелкнуть автоматами, как гранаты со свистом упали в их толпу.

В эту секунду раздался залп из другой группы врагов, и Миша, изрешеченный пулями, упал рядом с отцом. Он широко раскинул руки, точно хотел в последний раз обнять ими родную землю…

Глубокой ночью из крайней хатки, откуда утром махали платком, пришли люди. Они предали земле тела погибших партизан.

А вскоре через ту ложбину, где храбро сражались котельниковские и курмоярские партизаны, проплыли тяжелые советские самолеты, и земля задрожала от страшных взрывов на соседнем вражеском аэродроме и складах. Славную тризну справили по партизанам краснозвездные наши соколы, а на обратном пути они снизились над ложбиной, сделали круг и сбросили на парашюте красный вымпел с черной траурной лентой.

Он упал недалеко от окопа, где погиб Миша Романов.



***


Ныне именем Миши Романова-славного партизана-названа Котельниковская средняя школа.

ЛЮСЯ РАДЫНО



ПО ЗАВЕТУ МАТЕРИ


В открытое окно комнаты доносились слова знакомой родной песни:

«Черные тучи метутся;

Ветер нам дует в лицо.

За счастье народное бьются

Отряды рабочих бойцов».

Это пели отряды ленинградских ополченцев,, направляясь на защиту своего города.

Моя больная мама с трудом приподняла голову с подушки, словно песня оживила ее.

- Люся,-обратилась она ко мне,-наши рабочие идут бить немцев. Они отомстят фашистам: за наши мучения, за разоренные города, за убитых детей и матерей. Месть фашистам-наше священное и благородное дело. Помни, дочка, это всегда.

Слова мамы глубоко запали в мое сердце. Вскоре не стало моей мамы. Тяжело мне было от утраты самого дорогого человека. Я осталась одна без близких, родных в осажденном Ленинграде. И когда стали эвакуировать школьников, поехала, и я с ними.

И вот другой город. Сталинград принял нас, детей, приветливо.

В детском доме нас окружили исключительным вниманием, заботились о том, чтобы скорее изгладилось из памяти все тяжело пережитое. И незнакомый город стал родным, словно я давно в не жила, знала и любила его.

Но и под Сталинградом скоро разразилась военная гроза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза