Читаем Гвардия советского футбола полностью

Особняком стоит творчество спортивного литератора Александра Павловича Нилина. Нилин был дружен с Ворониным и Стрельцовым. Дружен в течение многих лет. Естественно, что он мог бы написать о них не просто тома — собрание сочинений. И Нилин действительно написал о Стрельцове несколько книг.

Но они, мне кажется, уступают другим его книгам, не отмеченным столь близким и столь теплым отношением к герою. Давно замечено: рассказать о том, кого хорошо знаешь и любишь, — сложно.

Лично мне больше всего нравится книжка Нилина о Бескове. Зато Бесков был ею недоволен и даже сердит на автора.


Мне хотелось бы привести здесь литературный отрывок, посвященный Эдуарду Стрельцову. После долгих сомнений я остановился на Аркадии Галинском, замечательном футбольном журналисте, уже покинувшем этот мир.

Не выходит больше и газета, откуда этот отрывок взят. Она называлась «Советский спорт плюс восемь».

Судьба Галинского — не из простых. Один из самых талантливых из пишущих о футболе, он подвергался незаслуженным гонениям, травле. Его пытались изгнать из футбола за то, что он показывал футбол таким, каким тот был. Он не рисовал лубок, вот в чем дело.

Когда Аркадий Романович умер, его вдова принесла нам в редакцию последние, неопубликованные доселе статьи. Они поразительно успевали за временем.

Итак, слово Галинскому. Он оказался свидетелем возвращения Стрельцова в большой футбол после пяти лет заключения.


«В конце июля 1963 года мне позвонил в Киев заместитель редактора отдела футбола „Советского спорта“ Александр Вит (в ту пору я был заведующим украинским корпунктом этой газеты) и спросил: не хотелось ли бы мне съездить на недельку в Одессу, чтобы передать оттуда отчет о матче сборной клубов Москвы (а фактически — сборной СССР) с олимпийской командой Японии? Вопрос показался мне странным. Во-первых, почему на недельку, если требовался отчет об одном-единственном матче? Во-вторых, сколько-нибудь серьезной борьбы в нем быть не могло, а в „Советском спорте“ для соревнований подобного рода отводилось обычно несколько строк сугубо статистической информации. Отчего я и ответил Виту, что справиться с этим заданием сможет в Одессе любой начинающий местный журналист. Но Вит засмеялся и сказал, что матч с японцами состоится 31 июля, а 25-го в Одессу прилетит, чтобы сыграть в тот же день товарищескую встречу с „Черноморцем“, московское „Торпедо“. В составе же последнего впервые после пятилетнего перерыва выступит Стрельцов!»

Прервем здесь автора для ремарки. Общеизвестно, что Стрельцову долгое время не разрешали играть. Что огромную роль здесь сыграл Вольский, в ту пору парторг ЗИЛа. Он будто бы напрямую выходил с просьбой о Стрельцове в верха партии!

Но! Как видим, руководители спортивной прессы тоже не могли или не хотели сообщать о предполагаемом выходе Стрельцова на поле. Пусть и в товарищеском матче! Здесь и подвернулся Галинский. Киев — политическая периферия…


«…B Одессе, в раздевалке „Торпедо“, сидел, зашнуровывая бутсы, уже не юноша с открытым светлым нежным лицом и симпатичным русым коком над высоким лбом, а грузноватый, сильно лысеющий мужчина. У юноши были красивые длинные сильные ноги, теперь же ноги Стрельцова напоминали колонны. Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня и несколько напряженно поздоровался. Я сказал: „Эдик, всё будет хорошо!“ Он ответил: „Я надеюсь“. В футбольной раздевалке говорить много не принято, мы условились побеседовать в автобусе — торпедовцы после матча вылетали в Москву вечерним рейсом. Ужинали футболисты практически всухомятку, уже в самолете. Стрельцов, рассказали мне, есть не мог.

О том, что одесская публика имеет возможность увидеть 25 июля 1963 года игру Эдуарда Стрельцова, местное радио сообщало в тот день несколько раз. И свыше сорока тысяч зрителей, пришедших на стадион, не ошиблись в своих надеждах, — писала газета „Черноморская коммуна“. — На 12-й минуте счет был 2:0 в пользу гостей. Центрфорвард „Торпедо“ Э. Стрельцов дважды заставил голкипера „Черноморца“ Б. Разинского вынуть мяч из сетки. Первый гол Стрельцов забил со штрафного, а второй мяч направил в ворота ударом с ходу — столь же сильным, сколь и неотразимым.

„Первый гол Стрельцов забил со штрафного…“ Это волшебство мне не забыть. Мяч был положен примерно метрах в восемнадцати от ворот и почти прямо против них. Одесситы выстроили стенку, прикрывая левую от голкипера сторону. Арбитр, как обычно, суетился, делая вид, что намерен отодвинуть игроков на положенные девять метров. В конце концов, метрах в пяти от мяча стенка пятиться перестала. Стрельцов разбежался и ударил. После чего мяч исчез из поля зрения. Где же он? Судья побежал к воротам. И тут, наконец, все увидели мяч. Он лежал в сетке у левой стойки. Но ведь мяч над стенкой не пролетал! Значит, он каким-то образом ее обогнул — сбоку, снизу? Ах, так вот почему и московские, и одесские игроки, когда мяч был вынут из сетки, буквально облепили Эдика…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное