В такие минуты Давин пытался заговорить с юношей, но тот упорно отмалчивался, словно и не слыша. Также Давин отметил, что Увилл, похоже, почти не спал. Всякий раз, погружаясь в дрёму, он видел слабые отблески неподвижных глаз сына, и этот же опустошённый взгляд встречал его, когда он просыпался. В короткие же периоды сна Увилл тяжело дышал и стонал, а ноги его конвульсивно подёргивались, словно он бежал от чего-то или к чему-то.
На шестой день пути стало ясно, что им не поспеть ко времени. Давин очень нервничал, а Увилл же, напротив, как будто несколько успокоился. Кажется, он очень боялся увидеть Лауру мёртвой, и действительно был бы рад опоздать. Он словно опять на время превратился в ребёнка, подумалось Давину.
— Может, попробуем добраться верхом? — всё же спросил он у Увилла.
Впрочем, было не очень-то ясно, где сейчас можно взять верховых лошадей. Постоялые дворы здесь были редки, а деревни, занесённые снегом, и вовсе казались почти вымершими. Кроме того, хорошую лошадь не удалось бы раздобыть ни там, ни там. Давин это прекрасно понимал, но его убивала эта обречённость, это заточение в медленно катящемся ввозке. Хотелось действовать, хотелось мчаться, причём это чувство было так сильно, что иной раз его подмывало выбраться наружу и хотя бы просто бежать рядом с санями. Однако он понимал, насколько это глупо — он тут же провалится по колено в снег, и через несколько сотен футов просто упадёт.
Увилл, будто очнувшись, моргнул несколько удивлённо.
— У нас нет лошадей, — просто сказал он и взгляд его тут же вновь уткнулся в пустоту.
На этом разговор был закончен. Впрочем, примерно так же заканчивались и все прочие попытки Давина завязать беседу. Как правило, Увилл просто не считал нужным отвечать, а если и отвечал, то двумя-тремя словами, после чего вновь замолкал. И со временем это начинало беспокоить Давина всё больше. Если поначалу он радовался этой отстранённости, то теперь, пожалуй, предпочёл бы припадок. Увилл был странным молодым человеком. Ему частенько была свойственна некоторая экзальтированность. И ещё он не признавал полутонов и полусостояний. Его всю жизнь кидало из крайности в крайность. А что, если он теперь полностью замкнётся в себе, превратившись в живую куклу? Это было бы вполне на него похоже.
В общем, дорога была тяжёлой во всех смыслах. И, несмотря на то что кучер старался как мог, стегая исходящие паром спины лошадей, они всё равно опоздали.
***
Возок, царапая полозьями почти лишённую снега, перемолотую множеством ног и копыт землю внутреннего двора, въехал в замок. Оттуда почти моментально выскочил Давин — ему физически не сиделось больше в этом тесном тёмном пространстве. Он чувствовал себя посаженным на цепь волком, и сходил с ума оттого, что опоздал.
Он обернулся к возку, чтобы проверить — вылезает ли вслед за ним Увилл, а когда вновь повернулся ко входу в дом, то ахнул и едва не поперхнулся, потому что увидел Лауру, выходящую к ним навстречу. На какой-то краткий безумный миг его пронзила счастливая мысль о том, что всё это было лишь очередной идиотской шуткой Даффа, и Лаура жива-здорова. Этот краткий миг вызвал столь сильный прилив счастья, что Давин едва не задохнулся, а сердце так скакнуло в груди, что едва не разорвало свою рёберную клетку.
И лишь затем с леденящей душу ясностью он понял, что ошибся. Эта девушка была слишком молода для того, чтобы быть Лаурой. Кроме того, скованное печалью лицо и траурные одежды не оставляли сомнений в том, что это была лишь её дочь.
— Вы, должно быть, Камилла, — подходя к девушке, он стянул с себя меховую шапку и поклонился. — Я скорблю о вашей утрате и оплакиваю Лауру, которая была мне как сестра.
— А вы — лорд Давин? — в голосе девушки была слышна грусть, но было видно, что она старалась её скрыть. — Благодарю вас за эти слова, сударь. Сожалею, что вы опоздали на погребение. Дороги, должно быть, теперь совсем ужасны?
— Увы, миледи, дороги занесены снегом, и это задержало нас в пути. Мы спешили, как могли.
— Значит, мой брат тоже здесь? — лицо Камиллы оживилось, а в глазах зажглась радость.
— Он в экипаже, миледи. Готовится предстать пред вами.
Словно в подтверждение этих слов из сумрака возка возникла фигура Увилла. Бледный как полотно, он расширившимися глазами глядел на сестру. Видимо, она произвела на него то же впечатление, что и ранее на Давина. Застыв как изваяние, он пожирал глазами Камиллу.
— Увилл! — воскликнула та и бросилась навстречу брату.
Однако юноша в ужасе отпрянул, едва не споткнувшись на подножке возка.
— Не валяй дурака, Увилл! — строго одёрнул его Давин, видя огорчение на лице молодой девушки. — Простите его, сударыня. В большей степени это моя вина. Я не привил ему должных манер и оттого он вырос таким невоспитанным увальнем. Увилл, поздоровайся с сестрой!
— Здравствуйте… сударыня… — пролепетал юноша.