Естественно, что по старшинству первым сказал своё слово Дафф. Он действительно взял себя в руки и сейчас выглядел скорее утомлённым, что опустошённым. Для всех вассалов, для лордов доменов он вновь был Даффом Саваланом, одним из влиятельнейших людей к северу от Саррассы.
Дафф сказал очень простые и подкупающие искренностью слова. Он, мастер витиеватых речей, словесного тумана и завуалированных оскорблений, сейчас говорил нарочито просто — короткими, лаконичными фразами, словно ему не хватало дыхания на большее. И было видно, что он говорил от души.
Этот Дафф был совершенно незнаком Давину. До этого момента он знал двух Даффов — легкомысленного повесу и балабола, а затем — хитрого и лицемерного, надменного и насмешливого. Сейчас он словно заглянул за все баррикады, что воздвигал Дафф в своей душе, и увидел его суть, не прикрытую доспехами цинизма. Впрочем, быть может, Дафф и сейчас играл какую-то свою роль, но Давину всё же хотелось думать, что Лаура сумела сделать этого человека лучше.
После слов мужа коротко высказались и дети. Камилла и Желда едва сдерживали подступающие слёзы, Борг же, несмотря на юный возраст, держался весьма достойно. И вот теперь надлежало сказать Увиллу. Давин со щемящей болью в сердце ожидал этого выступления. Он пытался говорить с сыном, увещевать его, даже умолять. Но тот, как обычно, игнорировал всё сказанное, механически кивая на просьбы отца, но по его выражению лица нельзя было понять — слышит ли он сказанное, и, главное, последует ли ему. В общем, Давин смирился и теперь ему оставалось лишь надеяться на благоразумие юноши.
В зале повисла какая-то особенная тишина. Видимо, все присутствующие так или иначе ожидали скандала. Дафф, принявший невозмутимый и чуть насмешливый вид, поудобнее уселся на скамье, расчистив место на столе перед собой от блюд и бокалов. Увилл, бледный, но относительно спокойный, поднялся с места. Давин, сидевший рядом, видел, как мелко дрожат его пальцы, но в целом юноша не выглядел как человек, у которого вот-вот случится нервный припадок.
— Я не видел свою мать двадцать лет, — заговорил он. Его пальцы машинально схватили ложку со стола, и Увилл, сам не замечая этого, стал крутить её в руках, будто пытаясь сломать. — Я помню её ещё совсем молодой — она была тогда моложе, чем я сейчас. И теперь я понимаю, насколько ей было сложно столкнуться с подобными обстоятельствами. Тогда я был маленьким мальчиком, и мама казалась мне взрослым человеком. Я думал, что взрослые всё понимают, во всём разбираются. И я думал, что мама предала меня. Теперь я понимаю, что она столкнулась с обстоятельствами, которые были сильнее неё. Я сейчас старше, чем была тогда моя мама, и я растерян и сбит с толку… Я очень виноват перед нею…
Увилл склонил голову и замолк, словно собираясь с силами. Давин наблюдал за ним, опасаясь заметить признаки надвигающегося приступа, но, похоже, юноша вполне владел собой. Подобные речи на тризнах обычно бывали недлинными, и у Давина даже зародилась робкая надежда, что этим всё и закончится. Неужели Увилл действительно многое понял за дни своего добровольного заточения? Увы…
— Но сегодня я не могу забыть и другого события, случившегося в те далёкие времена, — собравшись с духом, Увилл вновь поднял голову. — Я оглядываю эту залу и вижу здесь вассалов домена Колиона. Но я не уверен, помнят ли они, что являются вассалами дома Тионитов?
Тишина в зале, и без того достаточно глубокая, стала недоброй. Кто-то из вассалов опустил лицо, другие же наоборот хмуро глядели на молодого человека, пытающегося их пристыдить. Давин видел, как напряглись их фигуры, стали суровыми лица. Это был довольно глупый ход со стороны Увилла, который слишком привык, что все окружающие подпадают под магнетическое действие его харизмы. Было очевидно, что здесь этот номер не пройдёт.
— Кто-то из присутствующих здесь тогда, у свеженасыпанного кургана моего отца Торвина Тионита, поклялся мне в верности. Другие были слишком юны тогда, но ваши отцы сделали это и от вашего имени тоже! Колион многие десятилетия был вотчиной Тионитов, и это знают все! Что же я вижу теперь? На моём родовом замке нет ни одного стяга Тионитов! Лишь чёрные флаги Саваланов! И у меня появляется закономерный вопрос: как вы, те, кто поклялись защищать и служить дому Тионитов, допустили подобное и даже не возмутились? Неужели все вы — клятвопреступники и подлецы?
Это было вопиющее оскорбление, и столы, за которыми сидели вассалы Колиона, буквально взорвались ропотом.
— Довольно, Увилл, сядь! — резко приказал Давин, надеясь, что ещё не слишком поздно.
Увилл же продолжал стоять, расширившимся глазами взирая на гневных людей, выкрикивающих ему какие-то ответные слова. Давин, не сумев справиться с раздражением и страхом за сына, резко дёрнул его за рукав, буквально припечатав к скамье.
— Это был самый идиотский из всех твоих поступков! — рявкнул он в лицо Увиллу, с тревогой наблюдая за происходящим. Не хватало только, чтобы тризна по Лауре закончилась побоищем!
— Прошу вас, господа! — голос Даффа заглушил шум.