Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V

— Не всякое благородство выдержит отчаяния, сестра. А Давин глубоко уязвлён. Ты же сама знаешь, что из мстительности он даже расторг нашу помолвку с Солейн, несмотря на то что мы любим друг друга. Ни мои мольбы, ни слёзы дочери не смогли заставить его передумать.

— Я не верю, что лорд Давин способен на подлость…

— И всё же тебе нужно поехать со мною в Танн, сестра, — мягко, но совершенно безапелляционно произнёс Увилл. — Ты же знаешь — это ради твоего же блага.

— Хорошо, — судорожно вздохнув так, словно из неё вынули сердце, пролепетала Камилла. — Если так нужно, я поеду.

— Спасибо, — Увилл слегка сжал её предплечье сквозь ткань покрывала. — А теперь, прошу тебя, отдыхай и набирайся сил. И постарайся выбросить прочь из головы все тревоги. Поверь, сестрица, у нас всё будет хорошо! Рано или поздно ты станешь сестрой императора!

— Я уже — сестра короля, — слабо улыбнулась Камилла. — И сестра величайшего и благороднейшего из людей.

— Ну для начала это тоже неплохо, не правда ли? — усмехнулся Увилл, поднимаясь, чтобы уйти.

***

Давин, свято чтивший традиции, естественно, не ожидал нападения. Впрочем, ему стоило бы догадаться, зная заносчивость Увилла. Когда ему сообщили, что армия Колиона численностью никак не меньше двух тысяч человек вторглась в его владения и объявила селение Боронушка своей территорией, он отреагировал на это менее бурно, чем ожидали его приближённые. Потому что, если не считать этой явной пощёчины лично ему и всему Столу, никаких иных утрат он не понёс. Пройдёт меньше месяца, и эти земли вновь отойдут домену Танна.

А что же касается этого вызова, брошенного неугомонным щенком… Давин слишком давно знал Увилла и знал его характер, потому для него этот вздорный поступок названного сына не был чем-то очень уж шокирующим. Хотя, говоря по правде, старый лорд не мог до конца поверить в то, что у Увилла хватило духу выступить против всего Стола.

В том, что Стол отреагирует жёстко на столь явное нарушение Барстогского права, у Давина не было ни малейших сомнений. Увилл давно уже вёл себя вызывающе и нервировал лордов, но теперь, напав на Танн после объявления созыва Стола, он перешагнул даже самые смелые границы. Если он не остановится и теперь, его принудят к этому силой.

Хотя, разумеется, Давин не мог не чувствовать досаду по поводу всего происходящего. Его выводила из себя наглость Увилла, считавшего допустимым разменивать территории на Солейн, или, точнее, выводила из себя его уверенность в возможности диктовать условия отцу. Пожалуй, стоило лучше воспитывать его в детстве. Несколько хороших порок могли бы навсегда выбить дурь из этой головы, и тогда всё могло бы сложиться совсем по-другому…

Но всё же гораздо больше мысли Давина занимала Камилла, а также убийство Даффа. Тогда, при встрече с этим хлыщом — посланником Увилла, Давин сгоряча пообещал, что раскроет эту страшную тайну. Во всяком случае, Увилл должен был понять его слова именно так. Правда, ни тогда, ни теперь Давин не чувствовал, что готов для этого.

Временами у него действительно возникало желание предать обстоятельства смерти Даффа огласке. Обычно это случалось в моменты, когда он вспоминал то выражение собственной правоты, что видел на надменном лице Увилла при их последнем разговоре. Он видел тогда, что парень нисколько не раскаивается в содеянном, и уж подавно не раскаивается в том, что совершил эту гнусность руками своей невинной сестры.

И вот тут, едва лишь старый лорд вспоминал о Камилле, его решимость опадала так же стремительно, как и взбухала. Увилл был чудовищем, но Камилла — лишь жертвой. Если вскроется её причастность к убийству, в самом благоприятном случае девушку ждёт плаха. Мог ли он обречь её на подобное?

И чем дальше, тем яснее Давин понимал, что тайна эта, похоже, умрёт вместе с ним. Или вместе с Камиллой, если так распорядятся боги, и она перейдёт Белый Мост раньше него. Но уж точно этого не случится на ближайшем заседании Стола.

***

Увилл прибыл в Танн как истинный король — всего за несколько часов до начала заседания. С одной стороны, ему ужасно не хотелось выслушивать брюзжание какого-нибудь лорда Салити или того же Давина, а также и всех прочих лордов, по-видимому, уже точивших зуб на властителя Колиона. А с другой стороны, он намеренно хотел произвести должное впечатление.

Обычно лорды приезжали на заседания Стола в сопровождении нескольких вассалов, зачастую верхом. В этом не было никакой помпы, поскольку Стол был инструментом для решения вопросов, а не выставкой тщеславия.

Однако же Увилл всё сделал иначе. Это был настоящий монарший выезд, о каких он читал в книгах. Не менее полусотни дворян в своих лучших нарядах сопровождали разодетого в бархат сюзерена. Лучшие портнихи Колиона, не покладая рук, шили своему королю наряд, который должен был затмить всех прочих лордов.