Гвиневера. Дитя северной весны

Мудрец сотворил молитву, прося богов простить воина, а мы смотрели на него в благоговейном молчании. Когда Мерлин кончил молиться, вперед вышел Кэй, помог всхлипывающему Пеллинору подняться и увел его.

Неожиданно все загомонили, потягиваясь, смеясь и говоря чересчур громко, пытаясь стряхнуть тяжелый осадок от случившегося. Я метнулась к Артуру и шепнула ему о предательстве. Кто-то только что кончил говорить тост за жениха, и сейчас толпа нараспев произносила его имя, нетерпеливо ожидая, пока невеста перестанет отвлекать верховного короля. Мы торопливо договорились, что я уведу жрицу в зал. Сейчас он не мог сразу же идти с нами, и до его прихода мне предстояло заботиться о посланнице богов.

Нимю шла со мной, молчаливая и дрожащая. Обнаружив, что кухня на ночь опустела, я усадила девушку в укромном месте рядом с теплой печью и начала шарить в шкафу. Среди трав нашелся иссоп, и я заварила в горшке чай, добавив в него капельку меда, а жрица сидела в своем уголке и не мигая смотрела в пространство.

Она обеими руками взяла чашку и мелкими глотками начала отхлебывать горячий сладкий настой, потом благодарно посмотрела на меня и спросила:

– Он часто бывает таким?

– Пьяным и полупомешанным? Не знаю, – ответила я, подумав о том, что выходка Пеллинора кого угодно повергнет в шок.

– Нет, – твердо сказала Нимю, – тот святой, который только что стоял у костра.

Я не сразу сообразила, что речь идет о Мерлине.

– Чародей? Не думаю, – ответила я, гадая, что еще она углядела, недоступное для наших глаз. Я подтащила скамью и села рядом с ней. – По крайней мере, раньше я за ним ничего подобного не замечала, может быть, потому что не слишком давно знаю его.

Жрица отпила еще чаю, и ее губы тронула слабая улыбка.

– Сейчас, – пробормотала она, и ее глаза расширились и потемнели, – сейчас я знаю, почему Пеллинор был послан ко мне. Чтобы привезти меня сюда… привезти меня к нему…

В тишине кухни ее слова прозвучали беспечным заявлением наивного ребенка, и смысл их дошел до меня не сразу.

– Нимю! – ошеломленно воскликнула я, поняв, что она имела в виду, и замерла в молчании.

Лицо девушки по-прежнему было ласковым, но сейчас ее глазами на меня смотрела богиня.

– Не спрашивай о том, чего не понимаешь, – сказала она, и ее голос стал похож на глухое ворчание, – смертным не дано выбирать, когда начинаться любви.

Я торопливо отвернулась, не в силах выдержать тяжесть этого взгляда, и спустя мгновение почувствовала, как рука девушки снова скользнула в мою руку.

– Я же говорила тебе, – сказала она своим обычным чистым голосом, – что случится необыкновенное. Просто раньше я не знала, что произойдет и с кем.

Ее голос был таким счастливым, что я с любопытством уставилась на нее. Если бы такая страсть овладела мною, я испугалась бы.

– И ты не боишься? – спросила я, вспомнив о способности чародея внушать окружающим страх.

– Конечно, боюсь, – ответила она тихо, глядя в пустую чашку. – Он ведь может даже не заметить меня. – Нимю на мгновение запнулась, как будто эта мысль опечалила ее.

Я остолбенело смотрела на девушку. Она, такая спокойная и уверенная в беседе с Пеллинором, такая нежная и твердая в разговоре со мной и такая могущественная, когда сама богиня являлась в ее образе, сейчас сидела в темноте у очага и тревожилась о том, что окажется отвергнутой.

Такая мысль была настолько абсурдной, что я едва не рассмеялась. Невозможно было представить, чтобы какой-нибудь мужчина мог не увлечься ею. Если верить Артуру, у чародея слабость к молоденьким девушкам, и Нимю нечего бояться. Не в силах видеть тоскливый взгляд жрицы, я торопливо обняла ее.

Богиня, конечно, права. Кто я такая, чтобы сомневаться в любви двух людей? В конце концов, любовь бывает разная, и ее надо ценить и уважать во всех проявлениях, какими бы странными они ни казались посторонним.

Итак, я обнимала свою подругу, пока она не перестала дрожать, и мы обе ждали прихода Артура.

39 ИЗМЕНА

Наконец веселье в лагере рыцарей закончилось. Молодые воины потянулись в шатерный городок у подножия холма, где любой мог принять участие в азартных играх, найти флягу вина или доступную женщину. Пожилые гости и те, что держались в стороне от разгула, собирались в доме.

Я украдкой выглянула из кухонной двери и встретилась взглядом с Артуром. Он непринужденно огибал группки людей, толпящихся в зале, и в тот момент, когда никто не видел, проскользнул в слабо освещенную кухню.

Веселость покинула его, и он немедленно переключил свое внимание на жрицу.

– О какой измене ты говорила?

Нимю, напряженная и настороженная, посмотрела ему в лицо и, наклонившись вперед, прошептала:

– Господин, у меня все основания думать, что в твоем лагере есть лазутчики, у которых дурные намерения относительно тебя.

– Лазутчики? Чьи лазутчики?

Голос Мерлина, не более громкий, чем голос Нимю, заставил нас вздрогнуть. Он возник рядом с Артуром и подозрительно смотрел на девушку рядом со мной.

Жрица спокойно посмотрела на него.

– Я ни в чем не уверена. Но предпочла бы поговорить об этом в более уединенном месте.