Гвиневера. Дитя северной весны

— У нее все в порядке, хотя, как правило, я вижусь с ней только по утрам и вечерам. Она очень славный, по-настоящему замечательный человек, и хорошо, если мужчина будет нежно обращаться с ней и добиваться ее лаской. Ты же знаешь, она очень набожна.

— Да, я знаю. — Он вздохнул, но без вражды или грусти. — Я никогда не задумывался об этой вере, но, может быть, Бригит захочет научить меня.

— По крайней мере, ты можешь попросить ее об этом, — сказала я ободряюще, и он задумчиво кивнул, отъезжая к Артуру и остальным рыцарям.

Вокруг меня во всем великолепии вставал день, наполненный надеждой, волнением и нежной песней жаворонков в вышине. Как хорошо, что Бригит, отправлявшаяся на юг из преданности ко мне, тоже въезжает в будущее, где ее ждут и любовь, и, возможно, замужество.

К вечеру мы покинули старый тракт и стали спускаться на равнину.

— Эйвбери, — сказал Артур, когда мы направились ко входу в самую огромную каменную постройку, которую я когда-либо видела. — Каждый человек чтит святость этого каменного хоровода, и там должно хватить места, чтобы вместить всю толпу.

Мы проехали по деревянному настилу, прорезавшему высокую насыпь и проходившему над внутренним широким и глубоким рвом. Я с удивлением увидела, что места внутри действительно очень много. По крайней мере, сотня стоячих камней выстроилась по краю гигантского рва. Некоторые были высокими и узкими, другие широкими и толстыми, но все они, казалось, сохраняли равновесие, стоя на цыпочках, и я восхитилась могуществом богов.

Когда разожгли около полусотни лагерных костров, из разных мест стали подниматься бледные струйки дыма, наполняя воздух острым ароматом горящего дерева. Я стояла рядом с гигантским валуном и оглядывала площадку, впервые увидев тысячи людей, следовавших за нами. Это трогательное зрелище явно свидетельствовало о любви людей к Артуру.

Рыцари Артура присоединились к нам за обедом, и всех представили друг другу.

Кэй был темноволосым и худым, более элегантным, чем его приемные братья, но с твердым ртом и холодным взглядом. Он внимательно оглядел меня сверху донизу и с минуту колебался, прежде чем поклониться. Затем выдавил едва заметную вежливую улыбку, и я подумала, что с ним будет трудно сблизиться. «Не напрашивайся на неприятности, — сказала я себе, — может быть, его просто волнует выбор приемного брата».

Гораздо приятнее было поздороваться с Гавейном, который со времени нашей первой встречи вырос и возмужал и сейчас стал совсем взрослым. Его волосы остались такими же рыжими, какими я их и помнила, и он по-прежнему двигался с энергией урагана.

Когда закончились официальные представления, он улыбнулся и дотронулся до заметной вмятины на своем носу.

— Я не забыл, госпожа, — сказал он с улыбкой. — Лучший урок верховой езды в моей жизни. Сейчас нет такой лошади или преграды, с которой я не справился бы.

— Подожди, — ответила я, — ты еще увидишь, что может делать Паломид! Скоро мы все будем перелетать над ручьями, как греческие боги на крылатых конях.

— Да, об этом говорил и Бедивер. Я еще не познакомился с арабом. Как он называет эти штуки для ног?

— Стременами, — вставил Бедивер, опуская рог и оглядывая людей, собравшихся у королевского костра. — Вот он, разговаривает с Пеллинором. Пойдем, Я представлю тебя.

— С Пеллинором? — Голос Гавейна стал колючим.

В воздухе запахло бедой, и я подумала, что многие из нашего окружения уже забыли, что Пеллинор был воином, убившим короля Лота. Я быстро посмотрела на Гавейна, даже в неровном сумеречном свете заметив, как покраснело его лицо.

— Помни, племянник, — сказал Артур неожиданно сурово и угрожающе, — мы находимся в священном месте.

Он пристально наблюдал за Гавейном, и тон его смягчился, когда молодой воин повернулся и немигающе посмотрел на него. Юношеская ярость Гавейна стала стихать, и Артур спокойно продолжил:

— Твой отец погиб в честном бою, и его уважают как храброго воина. Победитель в той схватке — наш союзник и приглашен на свадьбу в качестве моего гостя. Я не позволю кровавой вражде испортить радость праздника, Гавейн, и, если ты не сможешь справиться с собой, тебе лучше не присутствовать на бракосочетании.

Принц Оркнеев изо всех сил пытался побороть свой гнев.

— Пока длится праздник, он будет в безопасности, — наконец пообещал он и, повернувшись к своему оруженосцу, отчетливо сказал: — Я даю слово, Гахерис.

Мальчик посмотрел на Гавейна, опустил глаза и едва заметно кивнул.

Итак, дело было улажено, и Гавейн с Бедивером отошли к Паломиду.

— А это, — сказал Артур, указывая на толстого оруженосца, стоявшего перед нами, — брат Гавейна, Гахерис.

Будучи не более чем на год моложе Гавейна, Гахерис обладал угрюмой внешностью мальчишки, который все еще не в ладах со своим внутренним миром. Его поклон из-за смущения был неловок, и я мучительно соображала, как помочь ему почувствовать себя более непринужденно.

— Твой брат с гордостью говорил о тебе, когда мы были детьми. — Ничего лучшего я придумать не могла, но это явно сработало, и озабоченность на лице Гахериса сменилась сверкающей улыбкой.