Гвиневера. Осенняя легенда

– Искренности моих намерений? – Изумление Артура переросло в гнев, и его кулак опустился на стол с такой силой, что плошка с чернилами чуть не перевернулась. – Я должен доказывать искренность своих намерений? Что за чушь ты несешь?

Озадаченный, Мордред перестал ходить по комнате и посмотрел в упор на отца:

– Я их заверил, что вы человек чести, и пообещал, что рассмотрите просьбу.

– Ты слишком много взял на себя, Мордред.

Холодная ярость на лице Артура заставила сына опустить глаза. Я видела, что он ищет способ направить спор по более конструктивному пути.

– А чем они могут заслужить ваше признание? – спросил юноша, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

– Я об этом не думал, – проворчал король, утихомиривая свой гнев.

– Тогда, ваше величество, я просил бы вас, чтобы вы об этом задумались. – Просьба была простой, открытой и честной, без всяких подводных камней. Я не могла сдержать вздох материнского восхищения: мальчик вырос в настоящего государственного мужа.

Артур долго и пристально смотрел на Мордреда, затем коротко кивнул:

– Мы рассмотрим этот вопрос, Во всем остальном твой доклад был удовлетворительным. – Он давал понять, что покончил с этим вопросом, и переключил внимание на список новых податей, который лежал перед ним.

– Не говори ничего, Твен, – предостерег он меня, как только Мордред вышел. – Я уверен, представляя нас, он проделал прекрасную работу. Но что он знает о предательстве саксов? Он забыл, как они нарушали договоры, которые я с ними заключал, сколачивали тайные союзы и восставали против моего правления? Клянусь Юпитером, жизни моих воинов окажутся отданными напрасно, если я включу их убийц в члены Братства.

– Он был тогда совсем ребенком и рос на Оркнейских островах вдали от центра событий. Он может и не понимать, что такое предательство, – я говорила мягко, не желая слишком акцентировать сказанное: жизни людей, потерянных в битвах, тяжелым грузом висели на душе Артура.

– Предательство есть предательство, – мрачно пробормотал он, завершая разговор.

Но на следующее утро, когда мы возвращались с прогулки, Мордред вернулся к нему снова. Мы взяли с собой волкодавов. Август был еще щенком, все время пытался заставить Брута играть и покусывал предка за задние ноги.

– Неужели нельзя достучаться до короля? – спросил юноша, призывая к порядку молодую собаку. – Или я прошу чего-то неразумного?

Я взглянула на него, размышляя, как объяснить поведение Артура.

– Нет, я не считаю это неразумным. Но Артур – человек, которому пришлось вести людей против саксов. И он видел, как они живьем сдирали кожу с мирных жителей за то, что те не переходили на их сторону, находил скальпированных и изувеченных воинов, которых оставили истекать кровью. Такие воспоминания тяжелы для любого короля, Мордред. Ты грамотно поставил вопрос. Дай ему время обдумать его, и, скорее всего, он поймет ценность твоего предложения.

Юноша внимательно и оценивающе посмотрел на меня: что из того, что он услышал, было сказано искренне, а что из чувства* верности и солидарности с мужем. Перед его глазами будто опустился занавес, и я не смогла понять, к какому выводу он пришел. Наконец Мордред улыбнулся и поставил в разговоре последнюю точку:

– Но саксы больше никуда не уйдут, миледи, как никуда не денусь и я. И лучше ему это понять.

Ах, Артур, если бы ты был способен увидеть, как формируются новые мечты, новую реальность вокруг нас! То были неплохие мечты, добротные мысли о будущем. Но ты продолжал цепляться за славное прошлое, как и за свое недоверие к Увейну. И энергия, которую мы могли бы обуздать, начала искать себе иные выходы…

Позже, той же весной, из Нортумбрии возвратился Талиесин. У Уриена он стал знаменитым бардом, и господин щедро наградил его: великолепными лошадьми, золотыми браслетами, красивой одеждой и замечательной новой арфой. Но, хотя он прибыл во славе, его лик был печален, потому что он принес весть о смерти Уриена, короля-ворона северных земель.

– Отравлен завистливым союзником, который сам рассчитывал захватить власть на севере, – сообщил Талиесин, качая головой. – Увейн положил этому конец – выследил человека и изрубил его на куски. После этого продолжателем дела отца воины избрали Увейна, и теперь он носит титул короля Нортумбрии.

Новость молниеносно распространилась по нашему дому, и после обеда все собрались, желая узнать подробности от самого Талиесина, хотя в детстве считали его слабоумным. Я помню, как из его уст тогда лились странные причудливые слова.

Физически Талиесин был теперь не намного привлекательнее, чем в юности, – среднего роста и телосложения, с неопределенного цвета волосами и невыразительным ртом. Но когда он прикасался пальцами к струнам, когда в зале раздавались первые звуки его голоса, людям начинало казаться, что на него снизошла сила богов.

Тем вечером он пел погребальную песнь, хвалебную песнь, увековечивающую историю жизни убитого короля, песнь скорби народа, потерявшего господина, поддерживавшего своих людей и в горе и в радости: