Гвоздь в башке

Мои дальнейшие мольбы уже не могли возыметь на Настромо никакого действия. Вино обильной струей хлынуло в глотку совершенно непричастного к этой авантюре Астерия, и вскоре мутный вал опьянения достиг нашего общего сознания.

Прежде чем окончательно отрубиться, я успел подумать: «Возможно, Астерию и суждено погибнуть от меча, но сначала он сопьется. А заодно с ним и я…»

Разбудил меня деликатный стук в дверь. Наверное, уже давно наступило утро, но в нынешнем положении судить об этом мне было не дано.

Хотя я и проснулся первым, извлечь из этого какую-нибудь практическую выгоду не представлялось возможным. Сам по себе я не мог ни встать, ни попросить о помощи, ни даже разлепить тяжелые, как у Вия, веки. На то, чтобы овладеть телом Астерия, потребовалось бы немало времени и масса усилий, да я и не собирался заниматься этим, поскольку все еще надеялся на помощь Настромо, который, похоже, чувствовал себя в чужой шкуре столь же уверенно, как и в своей собственной.

Между тем в сознании Астерия, необъятном и дремучем, как Муромский лес, стали возникать первые проблески мысли. Настромо никаких вестей о себе не подавал, но его присутствие ощущалось так же явственно, как после доброй пирушки ощущается тяжесть в желудке.

Проснувшись окончательно, Астерий перевернулся со спины на бок и открыл глаза, благодаря чему я смог убедиться, что минувшую ночь наше тело провело прямо на каменном полу, используя вместо подушки пустой медный кувшин.

Для Астерия такая ситуация была в диковинку, и он попытался вспомнить — как и почему оказался здесь, а не на мягком ложе. Однако никаких зацепок в его памяти не сохранилось, что, конечно же, было результатом моих вчерашних усилий.

— Господин, — донеслось из-за двери. — С вами ничего не случилось?

— Все в порядке, — хорошенько откашлявшись, сипло ответил Астерий.

— Во дворце уже давно проснулись, — продолжал голос за дверью. — Ваша матушка царица Пасифая ожидает вас к утренней трапезе.

— Скажи, чтобы начинали без меня. Я занят.

— Не нужно ли что-нибудь господину?

— Нет… Хотя подожди. Пусть принесут вина и фруктов. И позови ко мне царского лекаря.

— Будет исполнено, мой господин.

Астерий встал и, отшвырнув ногой злополучный кувшин, проковылял к ложу. Так дурно, как сейчас, он себя еще никогда не чувствовал.

Тело, которым накануне пользовались чужие существа, повиновалось с трудом, да и долгий сон на холодном полу тоже сказывался.

Алкоголь, принятый вчера в непомерных количествах, прошелся по мозгу Астерия, словно тропический ураган по одинокому атоллу — кое-что погубил, кое-что испоганил, кое-что занес песком забвения.

Тем не менее сын Миноса оставался цельной и сильной личностью, которую было просто невозможно подвигнуть на какой-нибудь необдуманный, самоубийственный поступок.

Никогда еще мститель не подбирался к своему врагу так близко, как это удалось сделать мне. И все-таки роковой удар откладывался. Губительный меч продолжал висеть на стене бесполезной игрушкой, и мне еще предстояло вложить его в чьи-то послушные руки.

Борьба, предстоявшая нам, уже не являлась борьбой двух разных существ. Намечалась схватка двух сознаний, двух «эго» — собственного, успевшего сжиться с этим телом, и чужого, проникшего со стороны.

Не знаю, кто из них одержит верх, но в конечном итоге победителем все равно окажусь я — ведь поле боя, мозг Астерия, навсегда останется выжженной пустыней, в равной мере неспособной порождать ни добро, ни зло…

В дверь опочивальни снова постучали.

— Входи, — буркнул Астерий, к физическим мукам которого добавились еще и галлюцинации — именно так он мог расценивать все свидетельства присутствия в его теле чужих существ.

Первым появился мажордом, бородатый и крепенький, как Черномор. По его сигналу слуги проворно внесли кувшины с вином и подносы с фруктами. Девушка-виночерпий налила хозяину полный кубок.

Астерий пригубил немного и тут же поперхнулся. Отравленный организм не хотел принимать новую порцию яда. Много грехов было у Астерия, но алкоголизмом он не страдал.

Зато им (наравне с наркозависимостью) страдал мой приятель Настромо. Вкус вина мгновенно разбудил его. Очень быстро разобравшись в ситуации, он оценил поведение Астерия в следующих выражениях:

— Что он, козел, делает! За такие штучки нужно морду бить!

— Замри! — прикрикнул я. — Ни слова больше! Только смотри и слушай.

Из нашего краткого диалога Астерий, к счастью, ничего не понял, но пригорюнился еще больше — ну кому, спрашивается, понравится, когда в твоем сознании начинают звучать чужие, пропитые голоса.

— Пусть войдет лекарь, — распорядился он. — Да побыстрее. А вы все прочь отсюда.

— Будет исполнено, мой господин. — Вышколенные слуги исчезли, но дверь за собой оставили полуоткрытой.

Лекарь оказался египтянином — смуглым, стройным, наголо обритым. При себе он имел ларец из слоновой кости и красного дерева.

Падать ниц перед царственной особой он не стал — не дома, чай, — а отделался сдержанным полупоклоном. Затем он поставил ларец на столик, приложил обе руки накрест к груди и произнес на ахейском наречии: