Гвоздь в пятке

Теперь в дополнение к стонам трубка выдавала какие-то странные отрывистые звуки. Я было решил, что городская телефонная линия не вынесла столь бурного проявления чувств, но потом все же догадался, что это икает моя абонентка. В промежутках между стонами. И всхлипами.

Можете считать меня бесчувственным чурбаном, но все это мне изрядно надоело.

– В чем именно состоит ужас и кошмар? – как можно мягче попытался уточнить я.

Кажется, на том конце провода постарались взять себя в руки. Неизвестная особа с расстроенными нервами икнула еще разок-другой, потом шумно выдохнула и сообщила:

– Пушка моего убили!

Хриплый голос был неузнаваем, но, разумеется, мне не составило труда вычислить, с кем я имею честь беседовать. Не стану лукавить, особого восторга я по этому поводу не испытал.

– Вы должны приехать! – простонала Эммелин Джонстон. – Сию же минуту!

Прошло, правда, целых десять минут, прежде чем я затормозил у дома Эммелин. Небольшой кирпичный коттедж на самом выезде из города был обнесен аккуратным белым заборчиком.

А вот ближайший дом оказался на довольно приличном расстоянии от дома Эммелин. Почему, спросите? Вот и я задался тем же вопросом. А ответ на него получил, как только выбрался из машины и увидел двор миссис Джонстон. Никто из соседей просто-напросто не пожелал селиться ближе.

Весь двор был плотно заставлен всевозможными фигурками – не знаю зачем, но сейчас так модно украшать газоны и лужайки. Раскрашенные во все цвета радуги фанерные утки, гуси и прочие птички махали крыльями при малейшем дуновении ветерка. Были здесь еще и лягушки с черепахами – у этих на ветру раскачивались лапки, и даже некто смахивающий на всемирно известного «писающего мальчика». У бедняжки роль крыльев исполняли руки.

Ветерок дул приличный, и, пока я шагал через двор к крыльцу, все эти создания самозабвенно размахивали крыльями, лапами и руками. Странное, признаться, ощущение. Мне даже показалось, что фанерные обитатели лужайки взывают о помощи. Или хотят о чем-то предупредить.

Пытаясь не обращать внимания на панику во дворе, я собрался уже постучать, но дверь внезапно распахнулась настежь.

– Это вы! Наконец-то! – оглушил меня горестный вопль. – Слава богу!

Сегодня Эммелин была в бело-розовом халате с оборочками на груди и рукавах. Я бы и не заметил этих оборочек, если бы они не добавляли объема и без того не отличающейся изяществом фигуре миссис Джонстон.

И всем этим объемом с оборочками Эммелин прямо на пороге рухнула мне на грудь.

Что мне оставалось делать? Только подставить руки.

Для дамы, перешагнувшей полувековой рубеж, Эммелин неплохо сохранилась. В смысле – сил у нее было дай боже! Знай я, что меня ждет, хоть подготовился бы. А так она налетела на меня, словно бугай полузащитник на футбольном поле. Я чуть было не потерял равновесие. Удержался, можно сказать, чудом. И гигантской силой воли.

Не стану скрывать, я был близок к тому, чтобы свалиться с крыльца прямо на лужайку, в толпу фанерных флюгеров миссис Джонстон. А то, глядишь, и напоролся бы прямо на один из них. Вместе с Эммелин.

Вот была бы сцена века. Я и Эммелин, один на другом, проткнутые насквозь каким-нибудь фанерным чучелом. Точно жуки на булавке. Не об этом ли силились предупредить меня сердобольные обитатели лужайки?

Когда я наконец обрел равновесие, Эммелин повисла у меня на шее и зашлась в рыданиях. Мне даже, грешным делом, подумалось, что скорбь несколько затянулась. Убей кто меня, такого обилия слез не дождаться, уверяю вас.

Как и при первой нашей встрече в офисе, громадные очки Эммелин в чудовищной оправе болтались у нее на шее. Это я могу утверждать со всей определенностью, поскольку, пока подслеповатая дама рыдала у меня на груди, оправа чуть не сломала мне ребра.

– Ну-ну… – пробормотал я, похлопав Эммелин по спине. – Ну-ну… – Понятая не имею, что это может означать, но, кажется, в подобных ситуациях так положено.

Видимо посчитав, что моя рубашка в достаточной степени намокла, Эммелин подняла голову.

– Ох, простите, – всхлипнула она и уже знакомым жестом провела по волосам. Сегодня у ее французского хитросплетения вид был не из лучших. Жгут сбился на сторону, а несколько черных прядей на затылке еще и встали торчком, так что Эммелин слегка смахивала на престарелого панка. – Я… ох, просто поверить не могу, что Пушка больше нет! Он был такой юный!

Я молчал как истукан. И неудивительно. Если уж мне плохо даются соболезнования по поводу смерти людей, то где найти слова утешения для особы, убивающейся по коту?! В общем, следуя за Эммелин, я лишь удрученно качал головой и изо всех сил морщился, изображая скорбную мину. Втихаря потирая ноющую грудь.

Мебель в гостиной я бы на глазок отнес к эпохе Колумба. С глобальным декоративным мотивом «кошки».