Гвоздь в шине

Автомобиль мчался, удаляясь от города и всё дальше уносясь в глубь страны. Лицо Куття, ладно вытесанное, с крепкими скулами и подбородком, раскраснелось от алкоголя. Откинув галстук за плечо, расстегнув запонку на рубашке и мягко улыбаясь, он расправил свои атлетические плечи. Именно таким Кутть и хотел казаться — мужчиной, который предоставил выходной день своей обычной суровости и своему высокому посту, чтобы сегодня — пусть ненадолго — предаться человеческим слабостям.

— Послушай-ка, — обратился он поверх Мильви к Эне, когда та в содружестве с Сассем только что раскусила пополам сочную виноградину, — почему ты завела речь о каких-то границах? Сассь чересчур себе волю дал, что ли?

— Знаете, друзья, — неожиданно сказал Сассь, — что я думаю насчёт соблюдения границ. Перед каждым из нас, как мне кажется, два пути. Один из них — это пробиваться в жизни. И чтобы тут не отстать, нельзя себе ставить никаких границ. Через преграды — только вперёд, напролом. А другой путь — это находить удовольствие в жизни. И здесь перед нами то же самое требование, только усиленное во много крат: ничем не ограничивать себя! А вот между этими-то двумя путями нужно безусловно соблюдать границу. Тут всё должно бьггь за железным занавесом, молчок и забвение. Ни слова оттуда сюда, ни отсюда туда. Ни слова, ни взгляда. Только таким образом можно одновременно и преуспевать в жизни и ощущать полной мерой радость существования.

— Божественно! — завопила Мильви.

Речь Сасся произвела сильное впечатление на Эне. Ей было приятно слышать из уст мужчины столь многообещающую мудрость насчёт умения наслаждаться жизнью, но ещё больше обрадовала её фраза о преуспевании в жизни. Напролом, через преграды! «Тот, кто способен сказать такое, не может не испытывать радости, оказывая помощь другому человеку», — думала Эне. Она была уверена, что своим словом Сассь вскоре разрушит те самые преграды, которые не дают ей выйти на сцену с сольной партией.

Эне захотелось тотчас же поделиться с Сассем своими горестями, но едва она коснулась губами его уха, как машина внезапно затормозила и вся компания чуть не повалилась ничком.

— Что случилось?

— Никак, приехали?

Ничего не ответив, Алекс быстро открыл дверцу, вылез из автомобиля и склонился над правым передним колесом. Выбрались и пассажиры — поразмять ноги и проветриться. Сассь и Эне прошли вперёд, вдоль обочины дороги, а Кутть и Мильви двинулись им навстречу, в обход машины. Мильви несла откупоренную бутылку.

— Камера спустила? — деловито осведомился Кутть.

— Опять для неё, проклятой, гвоздь отыскался, — ответил Алекс, присев на корточки, Рука его легла на разогревшуюся от езды и обмякшую покрышку. У колёсного обода легко шелестел выходивший из камеры воздух.

— Стало быть, всего-навсего шина, — размахивала бутылкой Мильви, — а я-то решила, что Алекс наехал на какого-нибудь мужлана! Лежит, думаю, деревенщина под колёсами и посвистывает от радости, что в живых остался.

Шутка Мильви вызвала у Куття такой приступ смеха, что всполошились даже сороки, сидевшие с обеих сторон дороги в роще, чуть тронутой осенней желтизной, и с криком улетели прочь. Вся компания, кроме Алекса, который, чертыхаясь, остался у машины, отправилась дальше по шоссе.

Вскоре Алекса окликнули — обожди, мол. Гуляки вернулись к машине и сказали, что невдалеке, у дороги, есть пригорок с чудесными берёзками. Там можно удобно расположиться и закусить поплотнее, перед тем как тронуться в путь-дорогу. Это известие Кутть дополнил в интересах Алекса сообщением о пролегавшей возле пригорка .колее, заброшенной после того, как дорожники спрямили шоссе. Там лучше всего сменить камеру, не торопясь и не мешая другим.

— Проедем туда?

— Можно, тут недалеко. Обод не испортишь.

Компания села в машину и проехала чуточку вперёд. Здесь действительно было прекрасное место для привала. Шоссе раньше круто огибало пригорок, теперь же оно шло напрямик. Алекс свернул на старую, уже зараставшую травой дорогу, где машина и в самом деле перестала мозолить глаза.

Несмотря на близость шоссе, участники привала чувствовали себя превосходно. Под берёзками начался пикник. Предвечернее осеннее солнце ярко освещало склон, на котором молодые люди разостлали дождевики и поставили корзины с провизией. Земля здесь была сухая, пестрела золотинками берёзового листа. Но кроны деревьев ещё не оголились, и в них шелестели тихие порывы ветра. Глядя с пригорка на окружающую местность, можно было подумать, что эта вершина холма, увенчанная берёзками, — какой-то пограничный знак. Здесь кончался массив лесных кварталов и начинались просторные колхозные поля. Небольшие группы хуторов с заборами, приусадебными деревьями и колодезными журавлями одиноко стояли среди раздолья осенних нив и словно грустили о чём-то. Колхозный центр был, по-видимому, подальше, но, должно быть, тоже вблизи шоссе.