Гвозди (журнальная версия)

Вернулась мама под вечер. Принесла Костику подарок: бумажный кулек со слипшимися карамельками, тремя пряниками и горсточкой печенья. Точнее говоря, она принесла два кулька, и Костик ревниво спросил:

— А этот кому? Зинке?

— Что ты, — сказала мама. — Она же большая. Это для Володи. Ну, ты знаешь, тот мальчик-ленинградец. Он болеет, и меня попросили передать подарок. Отнесешь ему?

— Угу, — сказал Костик.

Володя жил в соседнем большом доме на третьем этаже. Костик знал, что в шестой квартире, но никогда там не бывал. Интересно, есть ли у Володи елка; правда ли, что у него на столе стоит самодельный крейсер — маленький, но как настоящий; и действительно ли висит на стене портрет Володиного отца, морского летчика? Про крейсер и портрет рассказывал Борька, он к Володе несколько раз приходил.

Костик запахнул пальтишко, промчался через двор, затопал вверх по лестнице и, наконец, постучал в обитую клеенкой дверь.

Долго не открывали. Тускло горела у потолка лампочка, пахло керосином, и холодно было, как на улице. Костик потоптался и постучал снова. Тут дверь открылась.

Ее отворила высокая женщина со строгим лицом, с шерстяным платком на плечах.

— Ты к кому, мальчик?

— Володя дома? — спросил Костик, слегка оробев: женщина походила на учительницу.

— Ты пришел поиграть? К Володе сейчас нельзя, он болеет.

— Я не играть. Я вот… — Костик протянул кулек.

— Что это?

— Подарок. От военкомата.

— А-а… — Женщина чуть улыбнулась. — Спасибо.

— Пожалуйста, — сказал Костик и почему-то слегка обиделся. — До свиданья.

— Подожди. Тебя, кажется, зовут Костя?

Приходи к нам как-нибудь потом. Может быть, Володе станет лучше. Хорошо?

— Приду, — сказал Костик и сразу перестал обижаться. — Он поправится, и я приду.

Но Володя не поправился. В марте он умер.

Двор притих. Ребята с тревогой и смутным страхом поглядывали на крайнее окно третьего этажа. Там в маленькой комнате случилось непоправимое и непонятное. Такой солнечный день, с крыш побежало, и лужи сверкали изо всех сил, а он умер.

Вообще-то смерть была не в новинку, но люди умирали где-то далеко, от осколков и пуль, а сюда только приходили по почте серые бумажки с напечатанными буквами. И каждый раз сквозь горе пробивалась крохотная надежда: вдруг это ошибка?

А сейчас — никакой надежды…

Володя был такой же, как все мальчишки. Ему бы сейчас кораблики мастерить и радоваться близким каникулам. Он же не какой-нибудь старик. И не солдат. При чем же здесь смерть?

— Почему он умер? — спросил Костик у Борьки. Борька не ответил. Они стояли на крыльце, и Борька хмуро смотрел, как две женщины в ватниках вносят в подъезд большого дома красный гроб. Этот гроб привезли на телеге, и маленькая брюхатая лошадь терпеливо ждала у ворот, когда люди управятся со своим непонятным делом.

Костик не хотел смотреть на гроб. Он стал смотреть на свои разбитые, дырявые ботинки. И настойчиво повторил:

— Почему он умер?

— Не смог поправиться, вот и умер, — неохотно сказал Борька.

— А какая у него болезнь?

— Я ведь не врач, откуда я знаю. Что-то отбило, наверно, у него внутри, когда с крыши сбросило…

— С крыши?

— Ты, что ли, ничего не знаешь? — с досадливым удивлением спросил Борька. — Его в Ленинграде сбросило с крыши взрывной волной, когда он зажигалки тушил.

Костику почему-то представилось, как фашисты в касках со свастиками скрытно ползают по ленинградским чердакам и рассовывают по углам зажигалки с горящими фитилями. Зажигалки такие же, как у курсанта Казанчука, который смастерил ее из трофейного немецкого патрона… А Володя пробирается следом за врагами и задувает огоньки.

Но, конечно, все это не так… И Костик спросил:

— Какие это зажигалки?

— Ну, лопух, — беззлобно сказал Борька. — Неужели не знаешь? Которые немцы сбрасывают с самолетов, чтобы дома поджигать.

— Так бы и говорил, что зажигательные бомбы, — ловко вывернулся Костик.

Но Борька не ответил.

Костик думал о Володе.

«Значит, он не просто так умер. Он погиб из-за бомбы, когда тушил зажигалки. Его фашисты убили. Он — как солдат…»

— Говорят, он целых сто зажигалок потушил. А может, больше, — вдруг сказал Борька. И прозвучала в его голосе гордость. Будто и сам Борька гасил зажигалки. Будто он такой же, как Володя. Ну, а разве нет? Зажигательных бомб он не тушил, но зато делал корпуса для мин, и, может быть, уже не один гитлеровский танк вздрогнул и осел в дыму, напоровшись на Борькин ящик со взрывчаткой.

Володя и Борька состояли в одном отряде. Володя, оказывается, записан был в тот же класс, где учился Борька. Только в школу он ходил редко, болел все время…

— Борька, — сказал Костик тихо, но очень твердо. — Как мне записаться в пионеры?

И так же серьезно Борька ответил:

— Я подумаю. Это можно. Я давно на тебя смотрю, ты уже не маленький. Только надо тебе какое-то пионерское задание выполнить.

— Я хоть какое выполню. Можно, я буду с тобой ящики для мин сколачивать?

— Вообще-то я спрошу в цехе. Только мы пока не работаем. Гвоздей не хватает. Просто беда.

— Гвоздей всегда не хватает, — вздохнул Костик.