Здесь физические характеристики твоего организма не имели никакой роли. Балом правила фантазия, а уж она могла не опираться на какие-то замшелые понятия реальности. Стремление к истинной свободе уже давно превратилось в извращённое чувство вседозволенности. И следующим шагом может стать обычный хаос, что упорно прячется за маской независимости от чужих законов.
Я развернул свои крылья и, сделав несколько пробных взмахов, всё же решил взлететь. Если уж нет возможности избежать наказания, то стоит его сделать более приятным. А беспредельно глубокое небо сможет смягчить удары моего собственного «я», что так щепетильно относится к содеянному во грехе.
Встретивший меня жасминовый ветер подарил мгновение счастливого беспамятства. Но набрав высоту, я вновь дышал странными миазмами моего сознания.
Внизу проплывали причудливые земли моего воображения, где каждая идея и мысль имели право на жизнь. Воплощённые в материю, но не потерявшие свою духовную сущность, они продолжали эволюционировать и видоизменяться. Это кормило мою гордость и травило брызгами яда скромность. Болезненное равновесие всегда было со мной.
Тихий шёпот заставил меня обернуться, и я понял, что пришло время…
Миг искупления, заставивший меня вновь пережить те кусочки существования, когда я был не прав.
Воспитание, навязанное мировоззрение, стены морали и этики — всё это плавило и закаляло металл моего разума, делая меня тем, кто я есть. Выбор уже давно перестал быть настоящим, сменившись иллюзией игры в рулетку.
Иногда мне хотелось, чтобы это была «русская рулетка», и пустых мест в барабане не было. Тогда всё решилось бы быстро и естественно.
Уходи сейчас, чтобы оставить место молодым и покорным. Так звучал девиз тех, кто хотел направить нас по «цивилизованному» пути.
Я боролся. Кричал. Воевал. Бился в тщетных попытках изменить что-либо.
Но в итоге получил расплату в виде собственного анти-ангела, что заставлял меня страдать по делам моим.
И имя моей плети — Совесть.
Нервные ноты
Довольно трудно попадать по клавишам, когда твои пальцы покрыты кровью. Саднящие порезы и синяки, покрывающие всё тело, так же не способствуют погружению в музыкальную стихию. Ну и напоследок, ты знаешь, что если где-то сфальшивишь, то погибнешь. Причём не в переносном, а в самом прямом смысле.
Но я старался. Изо всех сил держал мелодию в голове, не давая ей сбиться в бессмысленную мешанину звуков. И окружающее меня пространство услышало мой призыв. Откликнулось. Содрогнулось и стало меняться.
Подвластно моей воле, где каждый квант, словно нота, находил себе нужное место в композиции.
Мне стало легче. Раны заживали, сердце переставало биться, как сумасшедшее, и лишь память о случившемся никак не хотела исчезать. Я прикрыл глаза, продолжая играть. Сейчас уже руки сами порхали над стареньким фортепиано, выводя правильные пируэты. И всё предстало перед моими глазами будто наяву.
Худощавый парень с яркими голубыми глазами. В нём сквозит печаль и надежда. Он впервые пробует передать свои чувства через музыку. И у него получается. Так сильно и откровенно, что он может изменить целый мир. Но он влюбляется, и все его мечты зацикливаются на одном. Вернее, на одной.
Всё происходит не так, как он хотел. И вот, словно костяшки домино, одно обстоятельство тянет за собой другое, пока всё вокруг не превращается в хаос. Становится слишком много боли вокруг, и он решает всё исправить. Ведь великим искусством можно созидать.
Вот только что-то пошло не так. И он, то есть я, сейчас в полуразрушенном здании какой-то школы судорожно пытаюсь повернуть время вспять. Конечно, у меня это получается, вот только себя я переделать не могу. И что-то мне подсказывает, что история может повториться. А мне бы этого очень не хотелось. Ведь я не непогрешимый бог, а всего лишь всемогущий человек. И здесь есть разница.
— Всё будет хорошо, любимый. Я помогу тебе, — раздался до дрожи знакомый голос за моей спиной.
Я оглянулся и увидел её. Мою любимую. Она шла ко мне и на губах её играла улыбка прощения. Нежные руки обняли меня, и гибкий стан прижался ко мне. Послышался тихий шорох, и что-то острое пронзило мою шею. Горячей струйкой брызнули капли моей жизни, и онемение охватило всё тело. Я умирал и ничего не мог с этим поделать.
— Любовь моя, всё так, как ты просил, — прошептала она мне ласково.
Я выдохнул и слабо кивнул. Ведь она была права.
Позолота
Нервы неспешно плавились, утекая сверкающей струйкой в мусоросборник. Наверное, стоило расстроиться, но я почему-то был спокоен. И даже боли как таковой почти не ощущалось. Так, где-то на периферии синапсов, томные волны перекатывались и шумели еле заметными отголосками. Скорее всего, работали капсулы-дефлекторы, что перенаправляли импульс, расщепляя его и не давая проникнуть в мозг. А, может, я просто привык. Трудно судить, если постоянно находишься под воздействием самых различных лекарств.