H2o

— Чтобы добывать топливо и энергию разве что не из воздуха — из воды. В неограниченных количествах, практически даром. Аш-два-о. Эта формула сделает его самым сильным и свободным в мире. Он всю жизнь этого хотел.

— А Олег?

— Что Олег? Разве он может что-нибудь поделать?

Она ждала ответа напряженно, будто надеялась и вправду получить конкретные указания, план действий, с которым было бы так заманчиво явиться в его дом. Женщина, знающая точно, что именно делать мужчине; бывают моменты, когда такое знание гораздо ценнее, чем просто любовь. Пускай нам лично этот мужчина ничего не должен — но если он может что-то изменить для всего мира, он не в праве отказаться. Дело за малым: преподнести и то, и другое в одном пакете, в одном флаконе. И тогда…

— Наверное. Или нет. Он сам решит.

Ильма раскинула руки, опираясь на парапет беседки, подалась вперед, на взлет вместе с соснами. На мгновение показалось, будто нас тут и нет вовсе. Только она одна, странная летящая девочка, и Олег смотрит сейчас на нее в окно. Нет, не смотрит. У него перед окном теперь глухая стена. Пробивать ее или игнорировать — решать ему самому, никакая влюбленная женщина не даст правильного совета или ответа. Да это и невозможно, потому что ничего правильного больше нет вообще.

Но мы можем по крайней мере быть рядом. Хотя бы в этот раз.

И наконец прорвалось, пробилось, живое и яркое, словно весенний росток. До сих пор умозрительное не ощущение даже, а так, умопостроение на заданную тему, преобразилось в зримое, реальное чувство и знание: мы будем вместе! Уже совсем скоро. Вот-вот. И, может быть, даже навсегда.

Она стояла, оглушенная этим знанием, этим чувством, этой единственной истиной — когда раздался звон. Звенели воздух и море, сосны и снег, звенело солнце ослепительным бубном. Со звоном вспорхнули с ветки две маленькие птички, нырнули в беседку и смешно обсели Ильму: одна на ее плече, а другая — на голове, точно посередине шапочки. Наши птенцы, сообразила Анна. Они уже летают?..

Звон прекратился мгновенно, умолк без малейшего отзвука, и стало жаль даже, что его больше нет.

— Весна, — утвердительно сказала Ильма.

Оторвалась от парапета и пошла прочь, не прощаясь, и ее уход был таким же естественным, как море и наклонные сосны, как смирные птицы на ее шапочке и плече. В нескольких шагах от беседки она обернулась:

— Там калитка, — указала рукой направление. — Открытая.

Она удалялась, по-прежнему не оставляя ни следа на снегу. Анна машинально обернулась в ту сторону, откуда они обе только что пришли. Наши собственные следы попробуй не заметить: взрытая, взломанная траншея в снегу. А рядом…

Следы Ильмы вились тут же — ровная, слегка извилистая цепочка темных проталин. В ближайших, что подходили к самой беседке, отчетливо виднелась свежепробившаяся к солнцу трава ярко-салатового цвета.