He как у людей

Из школы Эйдин теперь никуда не выпускают, и она проводит вечера перед экзаменами в комнате отдыха в «Фэйр»: играет в пинг-понг и жарит тосты вместе с Фионой Фэллон. Фиона не такой безбашенный ураган, как Бриджид, зато и не такая безжалостная. Эйдин умиляет, что новая подруга постоянно пытается резать мячи, даже когда это явно безнадежно, и со временем ей даже стали интересны Фионины рассказы, пусть и путаные, о многочисленных курах (она их всех зовет по именам), живущих на ферме ее родителей, и о том, как она вздыхает по Уильяму Рашу — двадцатилетнему деревенскому парню с кустистыми бровями, у которого ее отец покупает тракторы.

Эйдин ведет с перевесом в шесть очков, когда Бликленд вдруг окликает ее из своей застекленной крепости. Девушки переглядываются. Эйдин разрешили вернуться в школу с условием, что она принесет извинения Бликленд, но с тех пор ей удается избегать разговоров с ней и прямых взглядов. Вот бы и дальше так. Доучиться в Миллберне еще два года, избегая всякого контакта.

— Что такое? — спрашивает одними губами Фиона. Эйдин только пожимает плечами, хотя чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, и откладывает деревянную ракетку.

Бликленд стоит в главном вестибюле и сортирует дневную почту, раскладывая ее по маленьким стопочкам. Это письма для иностранных учениц, в основном младших, отчаянно тоскующих по дому: для них это необходимый глоток радости и условие душевного равновесия. Бликленд молча протягивает Эйдин конверт, и, хотя угловатый почерк Эйдин незнаком, обратный адрес — «Клируотер, Флорида».

Гас!

Она уже собирается бежать, но Бликленд произносит своим раздражающе бесстрастным голосом:

— Кажется, я видела трусики на батарее возле твоей кровати?

Вот еще! Эйдин Гогарти никогда бы не пришло в голову вывешивать на всеобщее обозрение свое белье, даже там, где одни девушки.

— Одежда на батареях — это нарушение правил пожарной безопасности.

— Я сейчас пойду и уберу, — говорит Эйдин и думает, что такой обыденный выговор за мелкое нарушение можно, пожалуй, считать признаком разрядки.

Старая дева устремляет на Эйдин свой непроницаемый взор. Хоть и с трудом, Эйдин все же заставляет себя посмотреть ей в глаза. Она надеется, что Бликленд прочитает в ее взгляде то, что она пытается сказать без слов: «Простите меня». А затем направляется прямиком в туалет на втором этаже.

Привет, Эйдин.

Не поверишь, это мое первое в жизни письмо. Я потерял телефон (с твоим номером), приходится писать, как древние люди. Мы вернулись во Флориду, но ты, наверное, уже догадалась? Я снова хожу в школу и собираю свою старую группу, только нет бас-гитариста. Я пишу новую песню, там есть прикольное место про того эксгибициониста, которого мы видели, помнишь? Как твои дела? Как живется в заточении? Как там эта хромая фашистка? Прости, что не пришел на встречу в кафе. Хреново вышло.

Длинная история, слишком долго писать. Позвонишь? Что там за темная история с Сильвией и твоей бабулей? Слышал какой-то бред. Ты слушаешь мой плейлист?

Скучаю по Дублину и по тебе.

Позвони?

Шон 727873 0980

Только дойдя до подписи, Эйдин замечает, что перестала дышать. Она перечитывает записку еще трижды и только потом наконец позволяет себе в полной мере ощутить восторг, сумасшедшую, ничем не сдерживаемую радость от этих двух последних слов. Все девочки ушли гулять, или играть в хоккей, или еще куда-то — неважно, главное, в школе пусто. Эйдин без опаски во весь голос выкрикивает: «Ура!» и пытается сплясать какой-то дикий победный танец, ударяясь локтем о держатель для туалетной бумаги. «Позвони!»

64