Это оказывается спиральный блокнот, весь испещренный пометками «ЛИЧНО» и «СЕКРЕТНО». Кевина слегка утешает то, что дочери, по крайней мере, есть куда слить все, что творится у нее в голове. Он сует блокнот обратно в наволочку, но несколько выдранных страниц падают на кровать. Кевин решает, что это знак.
Кевин пытается вникнуть в смысл стихов и ничего не понимает. Вроде как типичные наигранные подростковые страдания, но он с невольной грустью ощущает, как по-взрослому цинично звучат эти слова, как веет от них какой-то неотвратимой катастрофой. И тоской.
— Эйдин тоскует?
Он берет второй листок.
У Кевина слегка кружится голова: его дочь, его странноватая, умная, упрямая Эйдин пишет, или, по крайней мере, пытается писать, и у нее получается.
Она жаждет истины, как в свое время жаждал он. В приливе чувств он не сразу замечает какое-то шевеление в комнате. Перед ним стоит девушка в мятой школьной форме. Ее темные волнистые волосы с ядовито-розовыми, как тянучка, прядями обрамляют острое лицо, сплошь усыпанное веснушками.
Девушка словно не замечает Кевина, хотя подходит совсем близко, к соседней кровати. Кевин сует листы с шокирующими откровениями обратно в блокнот и убирает.
Он притворно покашливает.
— Я ищу Эйдин Гогарти. Ты ее не видела, случай-но?
Девушка встряхивает крашеными прядями и выдвигает ящик под кроватью.
— Ты ее подруга?
Молчание. Наконец она говорит:
— Вроде того, — и начинает скидывать кучу блузок друг на друга с каким-то тоскливым безразличием. — А вы ее отец?
— Да, и мне очень нужно ее найти. Иначе ей мало не покажется, она и так уже влипла.
Девушка пожимает плечами.
— А тебе разве не нужно сейчас быть На уроках?
Девушка не отвечает, и Кевин отворачивается. Надо бы вернуться к поискам, но он в полном тупике: он ведь и так уже обошел все доступные для учениц закоулки Миллбернской школы.
Несмотря на ледяное молчание юной леди, воспитание требует попрощаться с ней; Она пристально разглядывает себя в зеркало, привинченное к дверце тумбочки с внутренней стороны, и мажет под глазами какой-то липкой гадостью телесного цвета из тюбика. Кевин замечает в верхнем углу зеркала наклейку: радужные мыльные пузыри складываются в буквы «БРИДЖ».
— Бриджид Кроу?
Она недоуменно кивает и бросает в сумку неснолыво баночек с компактной пудрой и блеском для губ.
— Ага… — творил Кевин, вглядываясь в ее лицо пристальнее: теперь ему кажется, что веснушки придают этому лицу вызывающий вид. — Ты и сама влипла.
Бриджид презрительно фыркает.
На экране телефона всплывает сообщение от Мика, и Кевин механически читает:
«Мама клянется, что видела сегодня утром, как твоя мама проехала на велосипеде мимо дома! Совсем свихнулась».
Тут же приходит второе сообщение:
«В смысле моя мама свихнулась. Вечером по пивку?»
Кевин убирает телефон в карман.
— Ты, кажется, куда-то собираешься?
— Да, в новую собачью дыру.
Хоть она и старается говорить пренебрежительно, но голос у нее вздрагивает, и Кевин начинает понимать, что привлекло его дочь в этой девушке. Что там у нее за история? Ее имя довольно часто звучало в доме, когда Эйдин в первый раз приехала на выходные, но теперь Кевин не может припомнить ни одной детали, кроме того, что у отца какая-то гламурная профессия.
— Тебя что, исключили?
— Нет.
Значит, соображает Кевин, и его дочери это, вероятно, не грозит. Пока.
— Но ты куда-то уезжаешь?
— Они позвонили моему отцу. Он говорит, что эта школа дерьмо — строгости не хватает. Ему-то откуда знать.
— Ну, видишь ли, мы знаем больше, чем вам кажется. Если мы выходим из себя, для этого обычно есть причина.
— Он здесь даже не был ни разу.
— В школе?
— Ни разу.
— Даже в первый день?
— Нив первый, ни в последний. — Она застегивает сумку и идет к двери.
— Ну что ж, — говорит Кевин, ощущая невольное сочувствие к Бриджид Кроу, несмотря на все дурное влияние, которое она оказала на его собственную дочь. — В общем… Раз так, желаю тебе удачи.
Она шагает к выходу и у самой двери оборачивается.
— Поищите у реки.
— Что?
— Это через дорогу, под мостом. Мы туда ходим иногда после уроков.
Они гонят по автостраде, и, особенно после того как бабушка едва не сшибла зеркало обгоняющему их такси, Эйдин то и дело вспоминает растущее папино убеждение, что у Милли Гогарти пора бы отобрать ключи от машины. Одной рукой Эйдин держится за ручку дверцы, а другой стирает из телефона все новые и новые свидетельства нарастающей паники родителей, безуспешно пытающихся ее найти. Вот только что от папы:
«СЕЙЧАС ЖЕ ПОЗВОНИ МНЕ ГДЕ ТЫ»