He как у людей

Капслок не так смущает Эйдин, как вопиющее отсутствие пунктуации. Папа не из тех, кто способен просто забить на грамматику — он помнит о ней в любых обстоятельствах. А это значит, что сейчас обстоятельства абсолютно из ряда вон выходящие.

В Маргите Эйдин не сразу сдалась под напором бабушкиных доводов. Мама с папой — так начала бабушка — совсем не дают Эйдин принимать самостоятельные решения. Верно? Еще бы. Они вообще обращаются с ней как с маленькой, правда? А ведь ей уже шестнадцать. В свое время бабушка знала девушек, которые в этом возрасте уже чуть ли не замуж выходили. Такая назойливая опека совершенно неприемлема — уж она-то, бабушка, понимает это как никто. С ней ведь точно так же обходятся: то лгут ей о несуществующей сделке с полицией, то засовывают в этот дом ужасов, где «клиенты» один за другим дуба дают, а кто еще живой, тот или бред несет беспрестанно, или собирает какие-нибудь дурацкие безделушки. Так может, Эйдин пора уже иметь собственное мнение в каких-то вопросах? Ума у нее для этого более чем достаточно, в этом бабушка уверена.

Все это звучало как-то неубедительно. Потом бабушка сказала, что есть шанс найти Шона, хотя, добавила она, он мог быть и в курсе мошенничества.

— Не думаю, — возразила Эйдин. — Не может такого быть. Но все равно, он же не хочет меня видеть.

— Откуда ты знаешь?

В конце концов бабушка подняла на нее глаза раненого оленя и проговорила нарочито слабым голосом, что и возымело действие:

— Думаю, одна я не справлюсь.

В комнате стало тихо: Эйдин, сраженная бабушкиной беспомощностью, уже начала представлять, как бежит из Дублина, где проблемы наступают на нее со всех сторон, на время, конечно, садится в самолет и летит в Америку. Она никогда не была в Америке.

— Мы ведь улетим самое большее на несколько дней, — продолжала бабушка, — только чтобы сходить в полицию, понимаешь, а твоим маме и папе я потом скажу, что это была моя идея.

— Но мы же даже не знаем, где они. Это просто смешно! До сих пор мы считали, что они в Нью-Йорке.

— Да что им там делать? Это была очередная ложь — просто потому, что все самые крупные больницы в Нью-Йорке. — Бабушка встала посреди гостиной и потрясла в воздухе коричневой багажной биркой, которую стащила у Сильвии несколько недель назад. — Домой она уехала, Эйдин, я даже не сомневаюсь. Сидит сейчас, наверное, в ресторане «Мишлен», три звезды, и уписывает свой ужин в… — Она щурится, пытаясь получше разглядеть бирку. — Что тут написано?

— Клируотер.

— Вот в Клируотере она сейчас и есть. Привет и наилучшие пожелания!

— Ну, не знаю, — сказала Эйдин. — Это как-то чересчур. Это безумие. И у меня и так уже полно неприятностей.

— Вот именно! — Бабушка похлопала ее по рукам, словно считая, что разговор окончен. — Как раз у всех будет время остыть. И, в конце концов, что тебе терять?

* * *

Первая задача заключалась в том, чтобы отыскать ключи от бабушкиной машины, которые Эйдин обнаружила на том самом крючке, на котором им и полагалось висеть. Таким образом, Эйдин уже доказала свою незаменимость. Потом началась суматоха со сбором вещей и выковыриванием жалких остатков бабушкиных наличных из треснувших мисок, карманов штанов с начесом, кошельков, две двадцатки нашлись даже в морозильной камере. В общей сложности они насчитали около трехсот евро — плюс кредитка, которую бабушка когда-то взяла, чтобы купить в кредит пылесос.

Но сейчас, пока они едут в аэропорт, чтобы самовольно отправиться в заграничное путешествие, у Эйдин еще есть время подумать. В конце концов, одно несомненно: после такого на нее наверняка обрушится невообразимая лавина дерьма, даже если бабушка и правда согласится ее прикрыть.

«ГДЕ ТЫ ПОЗВОНИ»

Звонок от мамы, за ним второй, третий, и еще, и еще… Эйдин колеблется: если она сейчас откажется от этой авантюры, это ей все же как-то зачтется. Она бросает взгляд на папину маму: та крепко сжимает руль и глядит на дорогу. Сама Эйдин вот-вот описается от страха, а у бабушки вид совершенно бесстрашный.

Они бросают «Рено» на долгосрочной стоянке. Сколько же он теперь там простоит? Проходя через автоматические двери, бабушка выбрасывает корешок парковочного талона в корзину. Эйдин не может понять (а спрашивать не решается), что это может значить.

— Быстрее всего здесь можно проскочить на инвалидном кресле, — объявляет бабушка таким тоном, будто ей не привыкать проделывать подобный трюк.

Раздобыв кресло, Эйдин катит бабушку мимо гигантской очереди прямо к билетной кассе. Бабушка рассчитывает потратить на билеты неиспользованный кредит за свою отмененную поездку, но процедура оказывается слишком сложной, а времени у них нет. Делать нечего — она извлекает из глубин своего декольте кредитку, и красноватая кожа у нее на груди собирается в складки, словно кузнечные мехи. Им везет: они успевают купить (по астрономической цене) билеты на ближайший рейс — последний рейс во Флориду, на который уже вот-вот начнется посадка.