— Я прошу всего неделю. Мне надо немного оправиться от простуды и подумать. Может быть, я вспомню все сам. Это очень важно для меня, понимаешь? — Зих невесело усмехнулся. — Я очень хочу вспомнить то, что не имел права забывать. А если не смогу, тогда уж милости прошу ко мне в мозги со своими методиками.
— Ладно, неделю я могу подождать. О нашем разговоре никому ни слова, даже майору Бескудникову. Как будешь готов встретиться со мной, скажи Усачу, чтобы послал на базу «Дальние озера» сообщение: «Синий код, 3312». Запомнил?
— Запомнил. Тогда остается только одно. Я о девочке этой, о Надьке. Что с ней решила?
— А что ты хочешь услышать? — Капитан Гернер лукаво улыбнулась. — Что наше начальство мне отказало, и девочка может остаться у тебя?
— Еще несколько дней назад я бы с чистой душой сказал: «Забирай!» А сейчас… Пусть еще немного поживет у меня, как-то спокойнее мне с ней, уютнее.
— Зих, я очень рада за тебя, — серьезно сказала Елена. — Эта девочка нужна тебе, а ты нужен ей. Вот и все. И в итоге двумя одинокими людьми в нашем мире станет меньше.
— Я все вспомню, — сказал Зих, задержавшись в дверях. — Обязательно вспомню, капитан Елена. Я тебе обещаю.
Он наблюдал, как крупные хлопья снега за мутным забрызганным грязью стеклом медленно опускались на улицу, и без того заваленную высокими сугробами. Приблизив лицо к стеклу, он дохнул на него, и теплый воздух тут же превратился в конденсат. В комнате было холодно — конечно, не так, как снаружи, но пальцы на руках коченели, а изо рта шел пар.
Он взобрался на большую кучу обломков и мусора под подоконником, прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть лучше то, что происходит снаружи. Там, за окном, были только два цвета — черный и белый. Белый снег и черные стены домов, черные тени, который отбрасывали в лунном свете торчащие из сугробов столбы. А потом нос и губы у него замерзли, и он слез с подоконника и пошел к печке, чтобы согреться.
Из соседней комнаты раздались громкие голоса. Он на цыпочках подошел к двери, выглянул в комнату. Папа сидел на кровати и курил, а дядя Радий стоял перед ним и говорил, размахивая руками.
— Антон, ты спятил, — говорил дядя Радий, и голос его звучал пронзительно и неприятно. — Мы не можем. Мы обещали Дроздову.
— Да, обещали. Но я не могу и не хочу брать на себя такую ответственность. Ты сам видел, что случилось в центре. Видел эту бойню. Хочешь, чтобы так случилось везде?
— Это была ошибка. Оплошность Дроздова. Он не предполагал, что его эксперимент может так закончиться. И почему тебя так волнуют другие? Тебя должен твой сын волновать, и твоя жена.
— Да, меня волнуют мой сын и жена, но и остальные люди тоже волнуют, — отвечал папа. — И тебя должны волновать. Короче, мое последнее слово — нет. Если вы с Ириной хотите, можете уходить. Только учти, ни в одно убежище вас не пропустят. Всем администраторам давно сообщили про нас. Им не мы нужны, им архивы нужны, которые Дроздов тайно через нас передал. А эти архивы можно и у живых, и у мертвых забрать. Я не хочу, чтобы в мою жену и моего сына стреляли. И чтобы в тебя и Ирину стреляли, не хочу.
— Ты… думаешь?
— Я уверен. Да, Дроздов договорился с экспертами «Лабиринта», но для нас это ничего не меняет. Мы им не нужны, более того — мы источник опасности. В лучшем случае нас будут держать в изоляторе, пока не разберутся с архивами, в худшем… Давай не будем о худшем. У нас только один путь, Радий — внешний мир. И здесь нам оставаться нельзя, потому что нас будут искать.
— Антон, ты сгущаешь краски.
— Эх, брат, кабы сгущал! Сам все сопоставь, прикинь, лучше меня все поймешь… Я слишком хорошо понимаю, что нам доверил Виктор Ильич. Он идеалист, он не понимает, в какие игрушки играет. А я боюсь. Можешь назвать меня трусом, но я поступлю по-своему.
— Антон, Антон! Ты совсем раскис. Подумай ты своей башкой — ну что мы можем? У нас заканчиваются запасы, взятые из убежища. Этот город мертв, оставаться здесь дальше нельзя. Мы просто погибнем здесь.
— В городе много старых складов и магазинов, Рад. Там можно найти много чего полезного. Не сомневаюсь, что в городе есть еще люди, надо просто искать их. А если нет никого, не беда. Пополним запасы и отправимся на юг. Мы не пойдем туда, куда послал нас Виктор. Мы поищем свой путь.
— А если ты ошибаешься? — Радий горячился все больше и больше. — Если Дроздов все-таки прав, и в этих архивах спасение для всех? Кем ты тогда будешь, а, Антон?
— Кем? — Отец стоял у горящей печки, и его тень, неестественно огромная, падала на стену. — Отцом буду. Вон оно, мое будущее, выглядывает из-за двери.
Отец направился к нему, и он почувствовал, как его поднимают в воздух сильные надежные руки.