Hermanas

Она не обманула. Я стал получать больше еды. Наверное, псевдодиссидент Оливеро испытал облегчение, потому что он довольно долго получал пайку такого же размера, как и я. Но это не имело большого значения, так как вскоре его перевели из моей камеры. Ко мне посадили еще большего психопата и хулигана, чем Фелипе. Не проведя в камере и суток, он попытался изнасиловать меня. Сначала морковкой, потом кнутом. Его звали Диего, он был убийцей из Пинар-дель-Рио. Там он насмерть зарубил свою novia[74] серебряным мачете. В качестве компромисса я предложил отсосать у него. Взять в рот пенис другого мужчины было для меня совершенно новым впечатлением, и я удивился, как же женщины это делают?! Он имел острый вкус мочи и гнили. Но тело Диего было перенасыщено героином, и его член никак не хотел вставать. Он ругал меня несколько минут за то, что я не вкладываю душу в свою работу, после чего его инструмент окончательно поник.

Разработчики унижений, те, кто находил способы добавить мне страданий, просчитались. Диего был новичком в блоке D, а я прожил здесь два года. Среди зэков я пользовался определенным уважением за то, что победил в борьбе против упражнений по крику, к тому же я был лучшим другом Мутулы, который снабжал весь блок наркотиками. Так что я мог потянуть за нужные нити. Уже на следующий день Диего поскользнулся в душе и упал. В падении он наткнулся на неопределенный острый предмет и разрезал ахиллово сухожилие на правой ноге. Его отнесли в больницу, откуда он уже к нам не вернулся.

Вскоре после этого случая мне сообщили, что меня переводят в «открытую» тюрьму, расположенную ближе к Гаване, РККС, или «Рабочий коллектив имени Камило Сьенфуэгоса». «Агуас-Кларас» больше нечего было дать мне или наоборот?

Перед тем как проститься, Мутула заставил меня выучить наизусть адрес его друзей в Гаване. И еще он сказал, что на углу 125-й улицы и Ленокс-авеню в Гарлеме находится коктейль-бар под названием «Ленокс-лаунж». По его словам, лучшее место в мире. Там всегда играли потрясающую музыку. Он будет приходить туда ровно в восемь часов вечера в первую среду каждого месяца до тех пор, пока не появлюсь я. А если я окажусь там первым, а он еще будет на Кубе, то я должен приходить в первую среду каждого месяца, до тех пор пока он не появится. Договорились? Договорились, и это было самое прекрасное обещание из всех, данных мной. Он был первым чернокожим, которого я без всяких оговорок мог назвать своим другом.

Меня забрали ночью, сковали руки и ноги и посадили в кузов грузовика, следовавшего в Ольгин. Там мы просидели много часов в ожидании утреннего поезда. Я понятия не имел, как может выглядеть «открытое» учреждение, но радовался, что, по крайней мере, стрелка компаса указывала в правильном направлении: на запад. Я полагал, что ничто не может быть хуже «Агуас-Кларас». Вот как мало я знал.

Место называлось «Масорра» и располагалось в пригороде Гаваны. По определению это была совсем не тюрьма, а больница для душевнобольных. Это большой комплекс с разными отделениями, из которых некоторые не только были открыты для посещений, но часто демонстрировались иностранцам для подтверждения того, какой прогресс сделала революция в лечении душевных болезней. Больница «Масорра» была построена в 1857 году. В 1864-м она стала официальной кубинской Casa de Dementes[75] и на протяжении многих лет оставалась единственным сумасшедшим домом на острове, что свидетельствует о том, что мы все-таки здоровая нация. По официальным сведениям, «Масорра» подверглась реформированию после el triunfo, когда гуманистические ценности заменили систему, при которой «результаты терапевтического лечения в большинстве случаев приводили к смерти пациентов». В мое время для помещения человека в больницу «Масорра» требовалось постановление суда в соответствии со статьей 37 Закона об общественном здоровье. Критерием было то, что пациент «способен нанести вред самому себе или окружающим». А вот от чего в голове должны зазвенеть тревожные колокольчики, так это от того, что несколько отделений больницы управляются не министерством здравоохранения, а министерством внутренних дел.

Мы просто слишком здоровые: не думаю, что кубинские власти самостоятельно додумались до того, что психиатрию можно извратить так, как это делали в больнице «Масорра». Наверняка путь в этом направлении подсказал социалистический братский народ с востока. Они вычислили, что государство может трактовать профессию врача по-разному, может заменить клятву Гиппократа верностью режиму, превратить облегчающего боль в мучителя. В психиатрической больнице «Масорра» здоровых людей превращали в сумасшедших.