HHhH

Рейхспротектор Богемии и Моравии, министр рейха и почетный гражданин господин Константин фон Нейрат счел своим долгом испросить у фюрера длительный отпуск по состоянию здоровья. Поскольку сейчас, в условиях войны, рейхспротектору следует работать полный день, господин фон Нейрат обратился к фюреру с просьбой временно освободить его от должности и назначить на период его отсутствия заместителя. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, фюрер не мог отказать рейхспротектору и назначил на все время, пока будет длиться болезнь рейхсминистра фон Нейрата, исполняющим обязанности протектора Богемии и Моравии обергруппенфюрера СС, шефа политической полиции Рейнхарда Гейдриха.

115

Для того чтобы Гейдрих мог занять столь высокий пост, его сделали обергруппенфюрером, то есть он получил второе по значимости в иерархии СС звание — на первом месте оставался Гиммлер в чине рейхсфюрера. Выше мог быть только оберстгруппенфюрер, но в сентябре 1941-го этого звания никто еще не носил, да и к концу войны его удостоят всего четверых[173].

Ну и сейчас Гейдрих наслаждается этим решающим этапом в неуклонном, пусть и не всегда прямом, восхождении. Он звонит жене, та поначалу явно не радуется тому, что теперь придется жить в Праге (Лина впоследствии утверждала, что с ее стороны в ответ не прозвучало ничего кроме: «Ох, лучше бы ты стал почтальоном…» — но уж слишком она потом чванилась своим новым статусом, чтобы это хоть как-то вязалось с якобы сказанными ею тогда словами), и он просит: «Попытайся понять, насколько важно для меня это назначение! Я буду избавлен от грязной работы. Я наконец-то перестану быть помойкой рейха!» Помойка рейха — так, стало быть, он воспринимал свои обязанности шефа гестапо и Службы безопасности. Обязанности, которые он все-таки и дальше будет исполнять с не меньшей отдачей и не меньшей пользой для Германии.

116

Гейдрих прибыл в Прагу в тот самый день, когда чешскому народу было объявлено о назначении шефа политической полиции исполняющим обязанности протектора. Шасси его трехмоторного «Юнкерса-52» коснулись взлетно-посадочной полосы аэропорта Рузине то ли незадолго до, то ли вскоре после полудня 27 сентября.

Он останавливается в одном из лучших пражских отелей, «Эспланаде», но в номере не задерживается — первый отчет своего сотрудника Гиммлер получает по телетайпу в тот же вечер:

«В 15.10 арестован, как было намечено, бывший премьер-министр Элиаш.

В 18.00, тоже как было намечено, арестован бывший министр Гавелка[174].

В 19.00 чешское радио сообщило о том, что фюрер назначил меня исполняющим обязанности протектора.

Элиаша и Гавелку сейчас допрашивают. Из соображений дипломатии, для того чтобы передать премьер-министра Элиаша народному суду, я вынужден созвать специальную ассамблею».

Элиаш и Гавелка занимали два главных поста в сотрудничавшем с немцами правительстве старика Гахи. Но параллельно они поддерживали постоянную связь с находившимся в Лондоне Бенешем, и службам Гейдриха это стало известно. Оба были приговорены к смертной казни «за попытку совершения государственной измены и поддержку вражеских действий» уже 1 октября, но, подумав, свежеиспеченный протектор решил не исполнять приговор немедленно. Конечно же, это была всего лишь отсрочка[175].

117

На следующее утро, ровно в одиннадцать, в замке Градчаны (это по-чешски Hradčany, а по-немецки Hradschin) состоялась инаугурация Гейдриха. Омерзительный Карл Герман Франк — судетский книготорговец, ставший эсэсовским генералом и госсекретарем, — организует для него торжественную встречу во дворе замка. Церемония проходит под звуки нацистского гимна Horst Wessel Lied[176], его исполняет оркестр, приглашенный специально по этому случаю. Гейдрих производит смотр войскам, рядом с флагом со свастикой поднимают в это время второе полотнище — это значит, что в шкале террора добавилось еще одно деление. Над Градчанами, над городом полощется отныне черное знамя с двумя «молниями», двумя рунами «зиг» («победа»). Богемия-Моравия почти официально становится первым эсэсовским государством.

118

В тот же день, 28 сентября, были расстреляны два вождя чешского Сопротивления — генерал армии Йозеф Билый и дивизионный генерал Гуго Войта, готовившие соотечественников к вооруженному восстанию[177]. Перед тем как пасть под пулями расстрельной команды, генерал Билый успел прокричать: «Да здравствует Чехословацкая республика! Стреляй, собачья свора!» Эти двое — еще двое, — в общем-то, не играют никакой роли в моей истории, но мне показалось, что не назови я их имен, это выглядело бы пренебрежением.