HHhH

Шпеер снова приезжает в Прагу, но сейчас уже только по делу, не как в прошлый раз. Думаю, министр вооружения собирается обсудить с протектором Чехии, одного из важнейших промышленных регионов рейха, проблемы рабочей силы. Весной 1942 года, когда миллионы людей сражаются на Восточном фронте, когда немецкие танковые атаки все чаще подавляются огнем советских, когда советская авиация начинает преодолевать кризис, в котором оказалась в начале войны, и постепенно восполнять потери, понесенные в 1941-м, а английские бомбардировщики все чаще совершают налеты на города Германии, это вопрос еще более жизненно важный, чем в декабре 1941-го. Требуется все больше рабочих, чтобы выпускать больше танков, больше самолетов, больше пушек, больше ружей, больше гранат, больше подводных лодок и того нового оружия, которое должно привести Третий рейх к победе.

Нынче Шпеер обходится без экскурсии по городу и официального кортежа. Нынче он один, без жены: у них с Гейдрихом рабочая встреча. Ни у того ни у другого нет времени на светскую жизнь. Шпеер, чьи деловые качества в его области признаны равными гейдриховским в своей, этому рад, тем не менее, заметив, что Гейдрих сейчас не только перемещается без эскорта, но и спокойно ездит по улицам Праги в открытой, не бронированной машине с единственным телохранителем, он же — шофер, не может удержаться от вопроса, не опасно ли это. А протектор отвечает: «Почему вы думаете, что мои чехи станут в меня стрелять? С какой это стати?» Гейдрих, наверное, не читал статьи еврея Йозефа Рота, писателя из Вены, сбежавшего в Париж, писателя, насмехавшегося в газете 1937 года над злоупотреблениями в средствах и изобилием вооруженных людей, обеспечивавших безопасность нацистских сановников. «Видите ли, — писал он от имени одного из таких, — я теперь так велик, что просто обязан опасаться; моя жизнь так драгоценна, что я не имею права умереть; я так верю в свою звезду, что остерегаюсь случая, который может оказаться роковым для многих звезд. Кто дерзает, тот выигрывает? — Тому, кто выиграл трижды, больше нет нужды дерзать!» Теперь уже Йозеф Рот ни над кем не насмехается, потому что умер в тридцать девятом, и, может быть, Гейдрих все-таки читал статью, появившуюся в газете инакомыслящих беженцев, то есть подрывных элементов, наблюдение за которыми наверняка входило в обязанности СД, — но как бы там ни было, он, человек действия, спортсмен, пилот, воитель, должен был объяснить штафирке с наманикюренными пальчиками, что представляет собой его Weltanschauung[267]. Хотя бы отчасти. Объяснить, что окружать себя телохранителями — значит вести себя подобно мещанину, а это не слишком-то красиво. Пусть уж так ведет себя Борман, другие иерархи партии, но не он… На самом деле он опровергает слова Йозефа Рота: по мнению Гейдриха, лучше умереть, чем позволить кому-то подумать, будто ты боишься.

Скорее всего, вот эта вот первая реакция протектора Чехии должна была встревожить Шпеера. С какой стати покушаться на жизнь Гейдриха? Да будто бы мало причин для убийства нацистских главарей вообще и этого в частности! Шпеера не проведешь, он знает истинную цену популярности немцев на оккупированных территориях и убежден, что Гейдриху она известна не хуже. Однако этот человек выглядит таким уверенным в себе… Шпеер не понимает, то ли патерналистский тон Гейдриха, когда он говорит о «своих» чехах, чистое фанфаронство, то ли Гейдрих и впрямь так силен, как изображает. Может быть, у берлинского гостя и мещанские рефлексы, но ему неуютно и неспокойно в открытом «мерседесе», едущем по улицам Праги.

182