HHhH

Силы примерно равны: 113 000 поляков против 114 000 русских. Однако Тухачевский уверен, что одержит победу, он проявляет инициативу и бросает большую часть своих войск на север. Пилсудский завлек его туда, сделав вид, что там-то и сосредоточена польская армия, между тем как сам в это время атакует русских с тыла – с юга. Именно в этот момент и началось втягивание в воронку «Антропоида». Тухачевский зовет на помощь Первую конную во главе с ничуть не менее легендарным, чем он сам, генералом Буденным[52], который в это время сражается на Юго-Западном фронте, собираясь взять Львов. Конница Буденного слывет весьма грозной, и Пилсудский знает, что с ее участием положение может резко измениться. Однако не тут-то было! Случается нечто невероятное! Генерал Буденный отказывается подчиняться, и его армия остается под Львовом. Для поляков это, вероятно, и становится истинным чудом над Вислой. Но не для Тухачевского, который, вкусив горечь поражения, пытается понять его причину. Впрочем, за пониманием не надо было далеко ходить: ответственный за Юго-Западный фронт политкомиссар, авторитет которого был для Буденного непререкаем, считал взятие Львова делом чести, следовательно, не могло быть и речи о том, чтобы отправить лучшие свои войсковые соединения в другое место, лишиться их ради того, чтобы избежать поражения там, куда не простиралась зона его ответственности. Именно там решался исход советско-польской войны? Ну и что? Не имеет значения! Личные амбиции этого комиссара часто оказывались превыше всего. Комиссара звали Иосифом Джугашвили, партийная кличка его была – Сталин[53].

Прошло пятнадцать лет. Тухачевский уже принял вместо Троцкого командование Красной армией[54], а Сталин, сменив Ленина, стал главой страны. Эти двое друг друга ненавидят, оба к этому времени достигли вершины славы и могущества, а политико-стратегические позиции их прямо противоположны: Сталин стремится оттянуть конфликт с нацистской Германией, Тухачевский же ратует за безотлагательное наступление.

Я еще не знал всего этого, когда смотрел фильм Эрика Ромера «Тройной агент», но решил заняться проблемой серьезно, услышав, как главный герой ленты, эмигрант, видный белый генерал Скоблин[55], спрашивает жену: «Помнишь, я говорил тебе о встрече в Берлине с главным начальником немецкой сети шпионажа, неким Гейдрихом? Та к вот… знаешь, о чем я не захотел ему рассказать? О встрече с моим приятелем Тухачевским – мы с ним тайно виделись в Париже, когда Михаил приезжал на Запад по случаю похорон английского короля. Да, конечно, Тухачевский особо тогда не откровенничал, но и из его весьма сдержанных речей я смог сделать кое-какие выводы. Гестапо, должно быть, пронюхало о нашей встрече, Гейдрих спросил о ней с безразличным видом, я ответил уклончиво, он наградил меня ледяным взглядом, и мы расстались».

Гейдрих в фильме Ромера – до сих пор не могу опомниться!

Между тем разговор Скоблина с женой продолжается, и она спрашивает: «Да зачем же господину Гейдриху эти сведения нужны-то были?»

А генерал отвечает так: «Ну… было бы логично предположить очень сильную заинтересованность немцев в том, чтобы окончательно скомпрометировать маршала Красной армии, который, как им, наверное, было известно, и без того уже в немилости у Сталина… Та к мне кажется».

Дальше Скоблин всячески открещивается от каких бы то ни было связей с нацистами, и это вроде бы мнение Ромера, хотя режиссер делает все возможное, чтобы подчеркнуть неопределенность своего персонажа (кто он – белый? красный? коричневый?). Но мне с трудом верится, что этот самый Скоблин, отправившись в Берлин специально для беседы с Гейдрихом, ничего ему не сказал.

Я склонен думать, что, хотя Скоблин и отправился к Гейдриху, чтобы сообщить об антисталинском заговоре, подготовленном Тухачевским, на самом деле он работал на НКВД, то есть на самого Сталина. А с какой тогда целью его послали в Берлин? Скорее всего, распространить слухи о заговоре и сделать тем самым правдоподобным готовящееся обвинение Тухачевского в государственной измене (обвинение, которое, похоже, лишено было всяких оснований).