Hi-Fi

До появления группы все идет замечательно. В прежние времена требовалось какое-то время, чтобы разогреть народ, но сегодня все в правильном настроении с самого начала. Отчасти это из-за того, что собравшиеся здесь сегодня на несколько лет старше тех, какими они были несколько лет назад, если понимаете, о чем я, – другими словами, в зале ровно те же самые люди, что и когда-то, а не их эквиваленты образца 1994 года, и им неохота дожидаться половины первого или часа, чтобы завестись: они для этого слишком усталые, а многим, кроме того, надо рано ехать домой отпускать бебиситтеров. Но главным образом виной всему настоящая тусовочная атмосфера, ощущение праздника, на котором всем хочется от души оттянуться, как если бы это была свадьба или день рождения, а не вечеринка в клубе, который никуда не денется через неделю, а может даже, и через две.

Должен признаться, я чертовски хорош и ничуть не растерял прежних талантов. Я ставлю подряд The O’Jays («Back Stabers»), Гарольда Марвина и The Blue Notes («Satisfaction Guaranteed»), Мадонну («Holiday»), «The Ghetto» (за которую удостаиваюсь восторгов, будто эта вещь моя, а не Донни Хэтуэя) и «Nelson Mandela» The Specials, после чего танцующие просят пощады. Подходит время живого выступления.

Меня попросили представить группу; Барри даже написал на бумажке, что я должен сказать: «Дамы и господа, осторожно! Очень осторожно! Перед вами… SONIC DEATH MONKEY!» Естественно, эту чушь я произнести не способен и в итоге просто мямлю в микрофон их название.

Они выходят в костюмах и при узких галстучках, а когда врубают аппаратуру, раздается невыносимый вой, который я поначалу с ужасом принимаю за вступление к первой вещи. Но Sonic Death Monkey уже не те, что прежде. Они, собственно, уже вовсе и не Sonic Death Monkey.

– Мы больше не называемся Sonic Death Monkey, – говорит Барри, подойдя к микрофону. – Мы прикидываем, не взять ли название Futuristics, но окончательно пока не решили. А сегодня вечером мы – Back Beat. Раз, два, три…

Они зажигают «Twist and Shout», и публика мигом сходит с ума.

А Барри, оказывается, и петь умеет.

Потом они играют «Route 66», и «Long Tall Sally», и «Money», и «Do You Love Me», а на бис – «In the Midnight Hour» и «Labamba». Все вещи давнишние и узнаваемые, заведомо вызывающие восторг у толпы тридцати-с-чем-то-летних, искренне уверенных, что хип-хоп – это что-то такое, чем их дети занимаются на уроках музыки и хореографии. Восторг толпы велик настолько, что никто не танцует под вещи, которые я специально заготовил, чтобы снова расшевелить народ, напуганный и сбитый с толку выступлением Sonic Death Monkey.

– Что это такое было? – спрашиваю я у Барри, когда он, потный, усталый и довольный, подходит к моему пульту.

– Что-нибудь не так?

– Вы сыграли лучше, чем я ожидал.

– Лора разрешила нам выступить с условием, что мы разучим несколько подходящих вещей. И нам понравилось. Ребята даже стали подумывать, не бросить ли звездные замашки и не подрядиться ли играть на серебряных свадьбах.

– А ты как к этому относишься?

– Нормально. Я и раньше не был до конца уверен, что мы придерживаемся правильного музыкального направления. А смотреть, как люди танцуют под «Long Tall Sally», уж точно приятнее, чем видеть, как они затыкают уши и несутся к выходу.

– А клуб тебе нравится?

– Да, здесь ничего. Но только, знаешь ли, на мой вкус немножко слишком попсово, – говорит он. Причем на полном серьезе.

Остаток вечера похож на финальные титры фильма. Все, принимавшие в нем участие, танцуют: Дик с Анной (он, стоя на месте, шаркает ногами, а Анна держит его за руки и пытается заставить двигаться в такт музыке), Мэри со Стейком (Мэри пьяна, Стейк высматривает кого-то у нее за спиной… Кэролайн – вот к кому он проявляет очевидный интерес), Лора с Лиз (которая оживленно и, судя по всему, с гневом о чем-то Лоре рассказывает).

Я ставлю «Got To Get You Off My Mind» Соломона Бёрка, и все танцуют, скорее по обязанности, поскольку только лучшие танцоры способны изобразить под эту песню что-нибудь вразумительное, а из присутствующих в клубе никто не может претендовать на принадлежность к лучшим танцорам, да и к просто сносным тоже. Заслышав первые аккорды, Лора оборачивается кругом, широко улыбается и одобрительно потрясает в мою сторону рукой с поднятым большим пальцем, и я начинаю в уме составлять для нее сборник из вещей, про которые она слышала и которые ей будет приятно послушать. Сегодня впервые за все время я вроде бы понимаю, каким он должен быть.