Highway to hell

Ехидна притаилась в тени лиственницы и стала внимательно оглядывать пару и прислушиваться к их разговору. Судя по обручальным кольцам, это могла быть супружеская пара. Обоим было чуть больше тридцати. Одежда и обувь была добротной, но не вычурной, оба выглядели опрятно и культурно разговаривали.

- Пять выкидышей подряд! Каждый раз я думала, вот сейчас все будет нормально и у нас появится долгожданный малыш! А теперь все! Врачи сказали, что я больше не смогу забеременеть! За что, Майкл! Я просила у Бога одного единственного малыша! – не сдерживая эмоций, причитала женщина.

- Поедем домой, родная! Ты измотана и морально и физически! Мы обязательно что-нибудь придумаем! – стал уговаривать ее супруг, аккуратно подводя жену к стоявшему рядом автомобилю.

Мужчина старался утешить свою спутницу, хотя на его лице лежала печать вселенского горя и разбившихся вдребезги надежд иметь нормальную семью.

Глянув на свое маленькое чудовище, которое вскоре проснется и потребует еды, Ехидна посчитала, что эти двое вполне подойдут для ее выбора приемных родителей. Не зная, куда направились мужчина и женщина, молодая мама поймала такси, велев ехать за следующим впереди автомобилем.

Спустя время, машина остановилась на тихой улочке перед весьма неплохим двухэтажным домиком с зеленой лужайкой и небольшим открытым бассейном. Такси, в котором ехала Ехидна с сыном, остановилось чуть дальше, объехав машину супругов.

Майкл быстро выскочил из авто, и открыл для жены двери, предлагая ей руку. Плечи Пегги подрагивали, она тихо плакала, прижимаясь к мужу.

- Все будет хорошо, Пегги! Вот увидишь! – говорил он, целуя жену в светлую макушку.

Расплатившись с шофером, молодая мама вышла из авто и стала переходить улицу, следуя в небольшой скверик напротив дома несчастных супругов.

Цербер открыл свои осмысленные глаза цвета весенней травы, тронутой заморозками, и уставился на мать. Потом стал крутиться и кряхтеть, что означало, если ему в ближайшее время не дать еды, орать он будет похлеще пожарной сирены.

Расстегнув пуговки шелковой блузки, Ехидна приложила его сперва к одной груди, а спустя время к другой. Удовлетворенно выпустив материнский сосок, маленький монстр затих, вновь уставившись на мать. Дыхание Ехидны сбилось, а сердце, пропустив удар, резко изменило ритм, учащенно забившись в груди. Возможно, интуитивно почувствовав, что женщина задумала недоброе, глаза Цербера полыхнули пламенем, а сам он стал краснеть и накаляться.

- Прости меня, малыш, здесь тебе будет лучше, - выдавила Ехидна, проведя ладонью по горячему лобику и пухлым щечкам, даря сыну, свой первый и последний материнский поцелуй, - твоя новая мама Пегги заслуживает тебя, как никто другой.

После чего она быстро положила его обратно в колыбель и, решительно достав маленький флакон из кармана брюк, открыла его, капнув пару капель в раскрытый пухлый ротик. Недовольный плачь Цербера грозился в скором времени перерасти в громогласный ор.

Подхватив люльку, Ехидна резво направилась к дому супругов. Оставив орущего сына под дверью, она быстро позвонила в дверной звонок. Оглянувшись по сторонам, молодая мать юркнула в тень огромного дуба рядом с крыльцом, при малейшей возможности обнаружения собираясь тут же перенести себя в Олимп. Цербер не на шутку разошелся и стал пылать.

- Майкл, ты это слышишь?! Ребенок плачет! Совсем близко! – донесся из-за двери голос женщины.

Пегги отвернула занавеску небольшого окошка рядом с входом и удивленно уставилась на переносную колыбель, в которой лежал младенец, окутанный пламенем.

- О Боже, Майкл! Иди скорее сюда! Там действительно ребенок, и он, кажется, горит!

- Ну же давай, действуй! – взывала Ехидна к эликсиру забвения , которым она миг назад напоила сына.

К моменту, когда ошарашенная пара выскочила на крыльцо, Цербер перестал пылать и слегка затих.

- Господи! Кто горит?! Где?! – взволновано вскричал Майкл, оглядывая крыльцо и улицу.

- Мне показалось… - не веря глазам, словно в трансе, начала Пегги, глядя на каменный пол крыльца, где стояла колыбель с младенцем.

Женщина стала озираться вокруг, пытаясь найти инициатора столь жестокой и глупой шутки, но потом на нее вдруг сошло озарение и нечаянная радость, что Бог, наконец-то, услышал ее молитвы.

- Смотри, Майкл, да ведь это чудо, - завороженно прошептала Пегги, наклонившись к колыбели и не решаясь взять младенца на руки. Потом, все же отважившись, аккуратно вынула его из люльки и прижала к своей груди. И тут она с абсолютной ясностью осознала, что не отдаст это маленькое чудо никому на свете.

- Пегги, дорогая, я бы не стал… - начал было Майкл, пытаясь убедить жену, в том, что кто бы ни выкинул подобный жестокий фокус, рано или поздно объявится и затребует ребенка обратно.

- Я молилась, Майкл! Я день и ночь молилась, и Господь меня услышал! Ты разве не рад? – отстраненно говорила его жена, покрывая малыша нежнейшими поцелуями и глубоко вдыхая сладковатый молочный аромат.