Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала

Откомандированный из Системы по выслуге лет подполковник попал в систему вузовскую, о которой если что и знал, то понаслышке. Однако профессиональная наблюдательность и природное чадолюбие навели старика на мысль, что его безработной невестке Вале самое время стать студенткой филфака. Школу она закончила давно и так себе, а значит, без бульдозера на престижный факультет ее не пропихнуть. Бутылочной простоты решения вопроса органист в штатском не представлял и обратился к старшему по званию и должности начальнику режима всего университета полковнику Назарюку. Последний имел не только значительный стаж внутривузовской подковерной интриги, но и реальный опыт поступления на физфак своего сына, вступительную контрольную по математике которому писал я. И не только ему.

Дело в том, что единственной в моей жизни профессией, нужной людям, была ежегодная сезонная работа решалыциком конкурсных задач. Я щелкал их как семечки еще со школы и добился удивительных результатов за годы вынужденного безделья в СГУ.

Организатор мероприятия всеобщий любимец Вова Степухович тайно приносил, а потом заносил через общий сортир нашей с ним лаборатории и опечатанного зала абитуриентов мое стопроцентное решение вступительного конкурса для всех желающих. Причем делал это бескорыстно, чем многих удивлял и радовал.

Так вот, более главный чекист сдал меня менее главному, и тот через Толю обратился ко мне за подмогой. Дело это в те годы было плевое, пузыревое — сказал собутыльникам, они сделали. От неожиданной простоты решения крупной семейной проблемы чекист Кравцов расслабился до должностного преступления.

Он вызвал нас с Толей по отдельности. Что он наговорил дружку, не знаю: Толя — мужик железный. А вот что мне, поведаю. Как написал генерал Лесли Гровс об американском атомном проекте: «Теперь об этом можно рассказать». Я, правда, и тогда рассказывал, но мне мало кто верил.

Проводит в служебный кабинет. Дверь изнутри запирает. Открывает сейф в первый раз, достает бутылку коньяка. С подоконника — закуску легкую.

— Спасибо, — говорит.

Выпиваем.

Открывает сейф во второй раз, достает бутылку коньяка, разъясняет, за что спасибо. Выпиваем. О жизни поговорили, допиваем.

Открывает сейф в третий раз! Достает спирт и какие-то бумажки. Выпиваем под рассол. Переходим к преступлению.

— Володь, а ты знаешь, что в НИИМФе стучат?

— Догадываюсь.

— А сколько их?

— Не догадываюсь.

— Много, Володя, много! И на тебя стучат.

— Да хрен бы с ними! Я безобидный, только языком молочу.

— Вот об этом и стучат. Смотри, я вот тут подпись пальцем прикрою, не могу по службе псевдонимов разглашать. Но ты и так поймешь!

Показал три бумажки. Все начинаются присказкой: «Источник сообщает». Дальше — полная херня, но с датами и описанием места встречи, где я трем источникам три составные части про лично Леонида Ильича рассказывал. Точно излагают, культурные люди, с передачей художественных особенностей. Ну, одного-то я просто по почерку узнаю. Двух других — по обстоятельствам места и времени. Чуток охуеваю: зачем?

— А затем, — говорит предатель ВЧК, — что на этом у нас вся Система держится. Но ты не дергайся, дальше меня не уйдет! Гуляйте с Толей, развлекайтесь в народной традиции, я и подслушку от пятьдесят шестой отключил. Давай на посошок и на брудершафт одновременно. Спасибо вам сердечное от всей семьи! Мысленно с вами, ваш Кравцов.

Вот такой зонтик держал над нами сентиментальный гэбэшник.

Защитились Толины сотрудники, зазнались, забурели. Больше, говорят, мы водку не пьем, переходим для сохранения разума на сухое. Да и дешевле оно для семейного человека. Правильно говорят, изменники, но обидно. Что ж мы, я да Толя и старик Тименков, как уличные, — на троих с Четвериковым соображать, что ли, будем? Нет, стыдятся исправленцы, мы с вами, вот и вино принесли.

— Я «Абрау-Дюрсо» буду пить! — говорит Исаев и выставляет чуть ли не литровую бутылку.

— А я — «Молдавское», — вторит Безручко и выставляет тоже ноль семьдесят пять.

И уходят по делам до вечера. Ну, и слава Богу! Есть время для физиологического эксперимента! Достает народный умелец Тименков шприц огроменный, мы с Толей одобрительно киваем, юный Четвериков в ладоши хлопает. Старейшина, не повреждая пробок, отсасывает из обеих бутылей по трети, брезгливо в раковину выдавливает. Набирает в шприц из опечатанного загашника гидролизный спирт «галоша» и купажирует им дары Бессарабии и Кубани. К барьеру, дезертиры!

Вечером мы втроем из стаканов пьем водку, аспиранту через одну рюмку наливаем — воспитываем, закусываем колбасой краковской и огурцами. Абстиненты из чайных кружек «сухое», как бабы, причмокивают, на язык — по изюминке. Кейфуют! Недолго ждали мы гражданской казни, вторую кружку пила уже полная пьянь. Домой поверженные сухопийцы уползли на автомате — прежняя закалка не подвела. Сутки в ваннах отмокали, но не обиделись, посмеялись. А слово лжемужское сдержали — перешли на сухое!