Hold Me (СИ)

Они решили поехать раньше, чтобы не попасть в часпик, но при второй пересадке наверняка зайдут в переполненный вагон. Этого Дилан не продумал: как почувствует себя Эмили среди толпы людей, которые жмутся друг к другу? Вряд ли она получит удовольствие.

В любом случае, когда-нибудь ей все равно пришлось бы «выйти в мир».

От лица Эмили.

Мне страшно. Мои коленки трясутся, а руки дрожат, но при всем этом я ощущаю адреналин, ведь то, что делаю сейчас, — это безумие. Одно сплошное, и моя вера в происходящее растет. Я правда еду, я правда сама подписалась на то, что проведу какое-то время вне дома, вне стен, где я чувствую себя в безопасности. И это сносит крышу. Мне нравятся эти новые, ни с чем не сравнимые ощущения, но пока тяжело принять тот факт, что я еду в совершенно незнакомое мне место, с людьми, которых еще не так хорошо знаю.

Сажусь прямо, вытащив из рюкзака книгу, и замечаю заинтересованный взгляд Дилана:

— Это твой дневник? — Спрашивает, а я удивленно хлопаю ресницами, открывая первые страницы:

— Это печатное издание, — хочу посмеяться над сказанной глупостью, но голос застревает в глотке, когда вижу, что все буквы и правда исписаны от руки. И это мой почерк. С испуганным непониманием листаю страницы, убеждаясь, что все то, что я читаю, — написано мною. Поднимаю глаза на парня, который сбит с толку, поэтому так же листает мою «книгу», доказывая, что это вовсе не печатная продукция. Нервно улыбаюсь, приложив ладонь ко лбу, ведь в моей голове не укладывается это безумие. Все это время я верила, что это — книга. А оказывается, что нет. Тогда отпадают такие вопросы, касающиеся того, почему не указан автор? Почему нет названия? И к чему эти непонятные, совершенно не связанные между собой строки текста? Теперь в голове один вопрос — как я могла подобное не заметить сразу? Если так подумать и напрячь свое серое вещество, то вспоминаю, как писала и делала здесь заметки. Но с чего вдруг я начала так свято верить, что это — книга? Бред.

Закрываю дневник, видя, что Дилан изучает открытую страницу, где написано всего одно слово в самом низу: «Энди».

ОʼБрайен хмурится, когда прячу дневник обратно в сумку:

— Кто такой Энди?

Поднимаю на него глаза, вовсе не раздумывая над ответом, ведь для меня подобное нормально:

— Это мое мужское имя. Отец ведь мальчика хотел, — игнорирую смятение в глазах парня, поворачиваюсь к Томасу, начиная играть с Засранцем, чтобы тот перестал пищать. Видимо, поездки не для него. Как я его понимаю.

Но все равно безумно счастлива, что мне выпал такой шанс.

Какое-то время спустя, нам приходится сделать пересадку. Дилан предупреждал, что второй поезд может быть набит, поэтому морально я пыталась себя подготовить к давке, вот только когда передо мной раскрылись двери, за которыми большой стеной, вплотную друг к другу жались люди, я невольно сглотнула и взглянула на парней, надеясь, что они не собираются лезть туда. Но нет. Они явно не из тех, кто так просто сдаются. Огромная станция, полная людей. Громкий женский голос из рубки вещания, визг поездов. Если честно, мне казалось, что подобное должно вызывать дикий дискомфорт, но нет. Да, я чувствую себя немного сковано, но не более.

Когда все люди со станции начинают «заплывать» внутрь вагона, я невольно хватаюсь пальцами за куртку Томаса, чтобы меня не утянули за собой. Радуюсь, что парень не реагирует на это агрессивно, а наоборот даже придерживает меня за локоть, после чего, глотая комок за комком, мне приходится идти за ними в вагон. Теперь ясно, почему Дилан настоял подождать. Мы занимаем место у самых дверей сбоку, чтобы не мешать людям выходить. Все равно нам ехать чуть не до самой конечной. Томас, наконец, получает разрешение вручить мне Засранца, поэтому тот засыпает у меня на плече. Поезд начинает двигаться, несмотря на толпу, в вагоне тихо. Люди еще толком не проснулись, поэтому стоят в полудреме, покачиваясь и опираясь друг на друга, что в полной мере ощущают на себе Томас и Дилан, которые стоят спиной к пассажирам — лицом ко мне. Я с улыбкой, хоть и с сожалением, наблюдаю за тем, как они пытаются удобнее встать, чтобы на них буквально не ложились. Мне повезло — стою у двери, в углу, и никто мне не мешает, хотя, если бы парней здесь не было, то все пассажиры навалились бы на меня.