Hold Me (СИ)

— Звучит ужасно, — Эмили вздрагивает от неожиданности, прикусив кончик языка, и терпит боль, прижимая руку к губам. Поворачивает голову, большими глазами уставившись на Дилана, который сохраняет на лице уж больно неискреннюю улыбку:

— Я думал, мы уже прошли ту стадию, когда ты вздрагиваешь от моих слов.

— Ты бы еще тише подкрался, — Хоуп шепотом ворчит, ерзая на полу, и воздух застревает в горле, когда она понимает, что зря взяла инструмент в руки, но решается солгать:

— Ты умеешь играть? — Интересуется, хотя ответ известен. Дилан наклоняется, взяв из ее рук гитару, и садиться с другой стороны от двери, оставив без внятного ответа:

— София зовет к столу, — не смотрит на девушку, удобнее взяв инструмент. Эмили подмечает то, с какой простотой он это делает, будто был рожден с гитарой в руках, и игра на ней не стоит для него особых усилий. Его пальцы ловко касаются струн, но те не издают звуков. Дилан ждет. Ждет, что Эмили покинет комнату, оставит его одного. И теперь Хоуп удается рассмотреть за идеализированным образом скрытую тяжесть. Парню трудно держать музыкальный инструмент, его руки напряжены настолько, что вены уже можно разглядеть в такой вечерней темноте. Эмили вздыхает. Ей, правда, лучше уйти. Поднимается с пола, отряхивая спину, и переступает порог комнаты. И чем ближе она подходит к двери, тем неувереннее становятся её шаги. Эмили открывает дверь, но не выходит в коридор, замерев на пару секунд, после чего, всячески борясь со своими внутренними противоречиями, прикрывает дверь до щелчка. Ключ в замке. Девушка долго смотрит на него, хмуря брови, и касается пальцами, прислушавшись. Мелодия. Она громко начинается, но тут же обрывается, после чего вновь её можно расслышать, но в ту же секунду наступает тишина. Это чередование напрягает. Эмили практически ощущает, как жестко Дилан обходится с натянутыми струнами. Что им движет? Вряд ли ненависть. Злость? Обида? Да, он обижен. Как часто парню приходится вот так оставаться наедине с собой, со своими переживаниями и мыслями? Часто ли он окунается с головой в прошлое, позволяя себе захлебнуться? Эмили неясно. Она не может этого знать. Никто не может. Девушка сжимает губы, прекращая их кусать, и прикрывает веки, вслушиваясь в звуки гитары, а пальцами потирает ключ, никак не находя в себе силы решиться.

Дилан ненавидит эту мелодию. Он ненавидит эти струны. Ненавидит свои чертовы пальцы, которые до сих пор помнят, как играть. Он ненавидит мать за то, что она оставила это в нем. Оставила часть себя, а вместе с ней и обиду. Парень ощущает себя брошенным ребенком, который даже не может просто разбить к черту этот инструмент и выбросить все из себя. Все то дерьмо, что не дает спокойно засыпать по вечерам. Дилан злится из-за воспоминаний. Одно их наличие уже заставляет комок в горле расти. Парень проводит по струнам, уже не пытаясь играть что-то конкретное. Он просто терзает гитару, в попытке порвать струны, чтобы никогда больше не иметь возможности играть на ней. Даже смотреть. Он бы не посмотрел. Во всем виновата Хоуп. Она не должна брать эти вещи. Его вещи. Её вещи.

Тяжесть и песок в глазах. Дилан давит на них пальцами, сжимая веки, и уже вот-вот готовится вновь распахнуть, но ничего не меняется. Он жмёт, надавливает, ждет. Ладонь уже вовсе накрывает глаза, скрывая под собой болезненные ощущения, но те разгораются в груди. Боль имеет особенность распространяться с безумной скоростью, и как только ты даешь ей волю в одной точке своего тела, она тут же пытается завладеть другой, увеличиваясь, растет, истязает. И лицо парня горит. Он по-прежнему одной рукой держит гитару, но уже нагибается вперед, касаясь головой согнутой ноги. Его одолевает судорога. Внезапно и мощно, отчего Дилан покачивается в разные стороны, стиснув зубы до скрежета. И полностью изолировавшись, он внезапно слышит шаги, вырывающие его из состояния, приближенного к первой стадии самоуничтожения. Парень резко выпрямляется, не успев проконтролировать выражение своего лица, поэтому каким-то обескураженным взглядом смотрит на Эмили, которая почему-то улыбается:

— Я думала, мы уже прошли ту стадию, когда ты вздрагивал от моего внезапного появления, — её улыбка меркнет, испаряется, как и воздух в легких ОʼБрайена. Его поймали. Застали врасплох. Он глотает кислород, быстро опуская голову, чтобы скрыть свои глаза, ведь сейчас в них — весь он. Вот так просто. Как на ладони. Открытая книга. Это его ошибка. Парень слабо отбрасывает гитару, как-то зло заметив:

— Ты еще здесь? Я же сказал, что Софи ждет, — его голос звучит, как ругательство. Эмили знала, что не должна этого делать. Есть люди, которых просто оттолкнуть. И Дилана просто. Есть то, что нельзя лицезреть другим. У Дилана есть.

Парень сбегает. Он не смотрит на неё, быстро входит в комнату и спешит к двери, чтобы скрыться. Неважно, куда и как надолго. Его здесь не будет какое-то время. Ему плевать, сколько. Всем плевать, ведь никому нет дела.