Hold Me (СИ)

— Тебе не пять лет, — отвечает резко, но не дает себе воли, сдерживая эмоции. — Чем вы занимались, когда он приходил к тебе? — Эмили уже не просто смущена, она ощущает, как холодок начинает буянить под ребрами. Девушка понятия не имеет, как и что должна выдавать в качестве ответа. Это именно то, чего Дилан не хочет слышать.

— Ну, — моргает, отводя взгляд в сторону, — мы… Знаешь, у него постоянно плохое настроение и…

— У тебя к нему чувства?

— Это больше, чем два вопроса, — вырывается возмущение. Хоуп открывает рот, качая головой:

— Почему ты задаешь мне такие вопросы?

— Так, ограничений не предусмотрено, — Дилан понижает тон голоса из-за боли в горле. — Так, что?

Хоуп вздыхает, приводя мысли в порядок:

— Знаешь, это не важно, то есть… Понимаешь, — теребит локоны волос. — Мы, конечно, были друзьями, и я любила его, как друга. Как друга, — повторяет дважды, хмурясь. — Но не совру, точно помню, что в детстве мне кто-то нравился, — Хоуп вздыхает, взглянув на Дилана, который своим серьезным взглядом мог бы заставить её замолчать, но не в этот раз. — Но я не помню, кто был тот человек. Я просто знаю, что он был…

… Томас водит пальцем по краю верхней части кружки. Кофе давно остыл, Засранец пригрелся у него на коленях и уже видит второй сон. Парень с нечитаемым выражением лица смотрит на свою руку, опираясь на спинку стула. Сутулится, отчего тонкие ключицы особо сильно выделяются под кожей…

… Дилан молчит, а Хоуп уже чувствует себя неловко:

— Я не думаю, что это важно сейчас. Мне было не больше десяти лет, так что… Это не имеет значения, — ерзает на кровати, повернув голову в сторону Дилана, который ворчит:

— Ты ушла от вопроса про Шона, — пытается не забивать себе голову всякой ерундой, но не выходит. Всё, что связано с Эмили, — не ерунда.

— Черт, а что именно ты хочешь слышать от меня о нем? Этот тип был моим другом, — Эмили злится, начиная повышать голос. — Я ему доверяла, я надеялась до последнего, что он поможет мне, но он отвернулся, — смотрит на Дилана, не скрывая свою обиду. — И вот, после всех своих издевательств, он заявляется ко мне домой и начинает обвинять меня в проблемах, что творятся в его семье, — запинается, чувствуя, как горло начинает болеть. — Он сказал, что моя мать спала с его отцом. Из-за этого его семья распалась. Из-за этого его мать страдает, — Дилана передергивает, ведь ситуация до безумия знакома. — Он заявил, что если моя мать такая шлюха, то я тоже, — голос Эмили дрожит. Она скользит языком по нёбу, усмехаясь:

— А потом пытался затащить меня в кровать.

ОʼБрайен устанавливает зрительный контакт с девушкой, которая моргает, горящими от слез глазами смотрит в ответ:

— Но он заплакал, — она почти шепчет. — Он так громко плакал, что я подумала, что он рехнулся. Поэтому я стала его успокаивать, ведь, — заикается, — ему так больно.

Дилан не знает, что сказать, какой дать ответ, но глотает воду во рту, сохраняя грубость в голосе:

— Но тебе тоже больно.

Хоуп тяжело дышит, с какой-то злостью смотрит на парня, сжимая дрожащие губы:

— Тогда, вот мой первый вопрос, — голос жестче, чем у собеседника. — Чего ты увязался за мной? — Дилан дергает бровями, прищурившись, отчего его глаза становятся куда темнее. — Тебе меня жалко? Так вот не нужно мне этого дерьма, — её терзает обида, засевшая в груди, чувство горечи во рту, жжение между лопатками, ведь Дилан продолжает молчать. Но смотрит. И, естественно, Хоуп не понять его выражения, не отгадать мыслей в глазах. Ничего. Абсолютная «тишина».

— Я… — что он ответит? Он просто не сможет сказать это. Произнести вслух то, что сам ещё не смог принять, как часть себя.

— Мне было интересно, — серьезно? Дилан говорит тихо. Чувствует себя выжатым фруктом, который высыхает под жарким солнцем. Он устает быстро. Устает от этой неразберихи в самом себе. Устает от Хоуп, ведь проблемы набираются и растут из-за неё. Он. Так. Черт. Устал.

Эмили щурится:

— Думаешь, ты один такой?

— Что? — парень теряется, когда девушка хватает его за руку, сжимая ладонь пальцами:

— Ты не один такой, я тоже кое-что понимаю, — она потирает кожу его руки, хмурясь, как и Дилан, который не дышит, чувствуя, как мурашки бегут по спине. — На вид у тебя грубые мужские руки, — голос Эмили становится тише. — Но стоит прикоснуться, как понимаешь, что кожа гладкая, — смотрит на ОʼБрайена. — С виду ты такой невозмутимый грубиян, но у людей с мягкими ладонями добрая душа, — качает головой. — Ты совершенно не тот за кого себя выдаешь. Так что, ты тоже лжешь мне, — медленно водит пальцами по коже его ладони, и это расслабляет. Обоих. Вся злость потихоньку испаряется в тяжелом воздухе, дыхание приходит в норму, но сердце не успокаивается. Оно, как и прежде, бушует внутри, чертов неугомонный орган, набитый кровью.

— Ты ошибаешься, — Дилан не может принять это. Он должен защищать себя, должен заставить её не верить в собственные слова, ведь он грубый. Он жестокий. Он холодный. Эта ложь так давно стала его правдой. А теперь у парня есть правда, которую он с яростью пытается превратить в ложь.