Hold Me (СИ)

Рука дрогнула от неприятного чувства, от которого скрутило живот. Это неправильно, Хоуп, черт, хватит делать то, что вызывает внутри такой дискомфорт. Ты выбиваешь саму себя из колеи. Этого нельзя делать, пока ты не в своей комнате, помнишь, к чему это может привести? Опасно. Играешь с огнем.

Но я двигаю карандашом, игнорируя внутреннюю панику, которая растет с каждой секундой, пока вырисовываю заглавную букву «Э».

И в этот же момент мой внутренний мир переворачивается. Рушится. И я сама подтолкнула себя к этому.

Хоуп, оставь это.

Замираю. Застываю в своем времени, понимая, как глупо себя веду в данный момент. Кому-то это покажется пустяком, но мне неприятно даже писать свое имя. Когда все вокруг произносят его с таким отвращением, то и ты на автомате начинаешь воспринимать его таким образом. Господи, Хоуп, чем ты занимаешься?

Над тобой будут смеяться, разве нет?

Кончик карандаша трясется, ведь рука дрожит, мешая принять какое-либо решение. Но его приходится временно отложить, ведь замечаю, как парень подносит карандаш к полям своей тетради. Мои веки широко раскрываются от смятения и растерянности, когда он медленно, словно проверяя мою реакцию, вырисовывает заглавную букву «М», — и сердце пропускает удар. Мощный, сокрушающий мой мозг вместе с сознанием. Чувство тошноты подкатило к горлу, заставляя согнуться пополам, чуть было не коснувшись лбом поверхности парты. Короткие, тихие вздохи срываются с губ. Эта необычная реакция была отмечена мною еще в седьмом классе. Когда мне хотелось поговорить с кем-то о личном, то я бежала к маме, но всегда после беседы начинала чувствовать тошноту и отвращение к самой себе, словно то, что я раскрывалась кому-то, было неправильным, неестественным. И сейчас я чувствую себя ужасно.

Ужасней, чем когда-либо.

Хоуп, что ты, черт возьми, делаешь?!

С этой мыслью, словно ужаленная пчелой в одно место, я подскакиваю на стуле, собирая все со стола. Парень слишком резко прячет руку, в пальцах которой сжимает карандаш, под стол, будто ожидал именно такой реакции, поэтому отворачивается к окну, не желая случайно пересечься со мной взглядом. Игнорирую вопрос со стороны учителя и взгляды одноклассников, в прямом смысле убегая из кабинета, где всегда гудит ветер из-за открытых окон. Мне просто необходимо остаться одной.

В пустом коридоре не горит свет. Двери кабинетов плотно закрыты, а голоса эхом сопровождают меня до уборной, где звук моих шагов кажется раскатом грома. Вбегаю в небольшое помещение, истерически радуясь, что оно пустое, и подхожу к раковине, бросив все вещи на помытый влажной тряпкой пол. Тяжело дышу через нос, кручу холодные ручки крана, чтобы привести себя в порядок ледяной водой. Умываю горячее лицо, прижимая ладони к коже, чтобы закрыть глаза, не видеть себя, и стою, не шевелясь, пока скачущее сердце не начинает при каждом выдохе отчаянно ныть. Головная боль вновь пронзает, и в этом виновата я. Мне не стоит делать нечто подобное, ибо в первую очередь это лишает меня возможности сохранять спокойствие. И я хорошо понимаю, как стоит поступить, чтобы ничего подобного не случалось вновь. Мне неясен мой интерес к молчаливому соседу, но это явно не то, на что я должна тратить время.

Верно, и о чем ты только думаешь, Хоуп?

Иногда я забываю о том, кем являюсь.

***

Громкие голоса разной тональности — вот, из-за чего сейчас неплохо бы повеситься. И от собственных мыслей у ОʼБрайена по коже бегут мурашки. С некоторых пор парень вовсе изменил свое мнение, касающееся суицида и смерти в целом. Его отношение к подобным вещам приобрело новый «оттенок», заставляющий переосмыслить многое, направить собственное сознание в новое русло, вот только жизнь с этого не меняется, а только сереет, как небо, которое стягивается бледными облаками. Смотрит в сторону окна, опершись щекой на сжатый кулак, вдруг осознав кое-что не менее забавное.

Этот день должен быть таким.