К моменту Гошиного возвращения, Саша уже часа два, как убыл на поиски пива, в которых он проводил все свои трезвые часы, а мы с Лёшей вели какую-то унылую мертворожденную дискуссию о странностях менталитетов.
Гоша был весел, переполнен впечатлениями, и мы ему сразу же позавидовали.
- Что ты там потерял в этой столице каракуля... - с презрительной ленцой в голосе спросили мы его....
Гоша только и ждал подобного вопроса, и тут же принялся выплёскивать на нас свои впечатления, - оживлённый, круглеющий лицом, то иронически улыбающийся одними лишь аккуратными усиками, то надувающий капризную губку творческого человека.
- Ка-ра-кольский зоопарк!.. - издевательски передразниваю я его, - и что же ты видел в этом зоопарке?..
- Лошадь Каракольского - невозмутимо парирует Гоша - а ещё, я катался на катере и прыгал с него в воду!..
- Голышом?..
- В спасательном жилете... А ещё я получил сеанс мануальной терапии, - как заново родился. Меня массировали тут, тут, и вот тут. Полный отпад...
- Да-а... И сколько же это стоило?..
- Нисколько.
- Как это "нисколько"?..
- А я сказал, что я после Хана.
Мы с Лёшей одновременно сели на своих кроватях, во все глаза пялясь на нашего режиссёра, как только и должно пялиться тварям дрожащим на право имеющего человека...
Подступила ночь - тревожная, роняющая с беззвёздного неба гулкие холодные капли, заполненная шепотом пихт, нервическими громкими смешками, отголосками рока - словно одна за другой бухали далёкие глубинные бомбы, - пахнущая отсыревшими сигаретами и блудом.
Спать не хотелось, ибо, хорошо ли, плохо ли, - наше путешествие подходит к концу, скоро окунёмся мы в бестолковую лабуду будней, и ничто уже не вернётся и не повторится, но пока ещё можно задержаться, продлить, побалансировать на гребне волны в тот самый момент, когда, споткнувшись, она летит уже кубарем на очередной пустопорожний берег.
Саша так и не вернулся из своего рейда по ликеро-водочным тылам, и мы выходим бороздить втроём: Лёша, Гоша и я.
Прозябать в очередном необитаемом ресторане не хочется - да они уже и закрываются, - поэтому мы находим молодёжную дискотеку, достаточно демократичную, чтобы принять даже меня, которого давно уже называют "молодым человеком" только милосердные старушки да жертвы неудачных глазных операций.
По периметру танцплощадки, отделённые от неё беговой дорожкой для официантов, расположены небольшие пластиковые столики. Мы занимаем один из них и заказываем спиртное. Беседуем, перекрикивая раскаты рока, - никто никого не слышит, но после третьего бокала имеет ли это значение... Зато, можно рассеяно улыбаться уголком рта, обжигая горло пламенным Бакарди, - потягивая его через соломинку, ломающую спину верблюда после энного количества коктейлей…, понимающе кивать собеседнику, отмечая про себя, что похож он на шоумена с выключенным звуком, и в то же время - поверх плеча его - запускать глаз в запретную клумбу танцплощадки, выхватывая случайные выражения лиц и тел: вызывающие, призывные, пресыщенные, или же наоборот - вконец отчаявшиеся и беззащитные.
- Ты пробовал Бакарди с Ред Булем?
- Это, как "Куба Либре"?..
- Это - как бейсбольной битой... Официант!.. Нам, пожалуйста, ещё по Бакарди и три баночки Ред Була.
Я верчу в руках запотевшую жестянку. Им обоим столько же лет, сколько мне одному. Лёлик и Болик... Они хотят убить меня сегодня. Смерть от Бакарди - это красиво, но пошло - от "Ред Була"… «И принял он смерть от быка своего...»
Я не торопясь выцедил свой Бакарди, помедлил, давая ему шанс уйти от погони, и пустил ему вослед энергетический бычий напиток.
Покорные фонари, склонившиеся, как «чего изволите», тоскующие за оградой криворогие чинары, черноглазые гарсоны с безъязыкими циферблатами тарелок в вытянутых руках, узкие безголосые выплески танцовщиц, - всё колыхнулось и поплыло в Римановых кривых зеркалах, стол похабно выгнулся, забелели рыбьи пузыри лиц, предметы сделались насмешливы и недосягаемы... Для чего всё это хорошо?.. Я умер... Успешно умер. Вот именно - Я УСПЕШНО УМЕР!..
Губы пережили кессонный зуд и ороговели, как черепаший клюв - они СКЛЕСТНУЛИСЬ!.. Вот и всё - вот и накаркали мне кромешный свет, вот и нагадали...
- Лёшик, я готов... Я УСПЕШНО УМЕР... Не смейся - это всё площадный тансинг!.. Они все ОГОЛТЕЛИ!.. - я царственным жестом обвёл танцующих, - ты видишь мой клюв?.. Нет?.. Тогда я иду танцевать!..
Я помню себя в пунктирных вспышках стробоскопа: ланцетных, фиолетовых, хирургических. Каждая вспышка выхватывала из мрака и впрыскивала в мозг контрастный черно-белый дагерротип: несколько тел, замерших в позах экстаза, выпавших на черный лак ночи конденсатами вскрика. Атомная пляска Нагасаки, лучевые контуры, электрические нити причесок, всплески рук… Пляшущие ошколки... Вот оно: ПЛЯШУЩИЕ ОШКОЛКИ!