Hollywood на Хане (СИ)

Он оказался прирождённым оратором, этот Денис Урубко, — настоящая находка для Гоши. Лично для меня, в его речи не было ничего нового, поскольку я, похоже, за долгие годы причастности слышал уже всё: все горовосходительские теории и философские концепции, все споры о стиле, о силе, о воле, все «зачем», «почему», и «как», все мнения — воспалённые и умиротворённые, поощряющие и предостерегающие, — всё, что только можно сказать (проорать, прошептать…) о горах — теме не слишком глубокой, между прочим, — но мне было приятно просто смотреть на него и заряжаться его энергией. Энергия и отточенная завершенность движений души и тела — вот, что показалось мне главным в этом человеке. Он не показался мне изощрённым, не думаю, что проникновение вглубь чего бы то ни было дано ему более, чем любому другому, но его скольжение по поверхностям совершенно. Как и многие другие выдающиеся альпинисты, он невысок ростом и худощав. В силу своей упругой подвижности и вечной нацеленности вверх, он кажется легче, чем, вероятно, есть на самом деле. Начиная говорить — а делает он это с уверенной лёгкостью человека, привычного к вниманию окружающих, — он безошибочно находит возвышение — валун или холмик — и тут же на него возносится. Говорит он красиво: энергичным, хорошо модулированным голосом, оттеняя и подчеркивая сказанное выразительными движениями сильных рук и точной мужественной мимикой. На фоне другой присутствующей в базовом лагере мировой знаменитости, Кристофа Профи, человека мягкого, обволакивающего дружелюбием, Денис выглядит напористым, смотрящим и идущим сквозь, хоть и нерушимо надёжным с теми, кому удалось остановить на себе его взгляд. Он показался мне удивительно совершенной, чудной человеческой машиной: нечто такое, что подразумевалось природой, когда она проектировала наш вид для выживания: для многодневных голодных марафонов и рукопашных схваток с саблезубыми тварями, нечто, не находящее сегодня прямого применения, оттесненное на периферию жизни, в горы и пустыни, жидкокровными синтетическими вундеркиндами, компьютерными норными жителями — лидерами сегодняшнего отбора. Это печально, но вовсе не удивительно. В конце концов, множество прекрасных, сильных и грациозных созданий вымирало и вымирает на нашей планете по той простой причине, что миром правит отнюдь не красота, но эффективность… Девиз природы: «Не будь эффектным, будь эффективным!»

Скорее приглядываясь, чем прислушиваясь, я, всё же, машинально отслеживал течение его речи и мысли. Всё, что он говорил, было разумным и правильным, но могло показаться откровением лишь человеку постороннему, на которого, собственно говоря, и был рассчитан наш фильм. И всё же, в какой-то момент он произнёс вещь, которая вызвала у меня внутренний дискомфорт, заставила вслушаться повнимательнее, а потом и разобраться в своих ощущениях. Он заговорил о том, что внизу, на равнине, мы выбираем себе в приятели людей удобных: интеллигентных, понимающих, не конфликтных, но все эти качества окажутся абсолютно бесполезными в критической ситуации на высокой горе. Человек жесткий, неудобный, даже грубый, но сильный сможет сделать то, в сравнении с чем все приятности общения не стоят выеденного яйца: он поможет тебе выжить. Сто раз это верно!.. Но вопрос, царапнувший меня и вызвавший дискомфорт заключается в следующем: в чём же будет состоять радость увлечения, вынуждающего тебя делить жизненное пространство с человеком, тебе неприятным, и нужно ли оно тебе, такое увлечение… Я точно знаю, что мне не по душе горы, захламлённые хамством, и я скорее предпочту гулять по некрутым и неопасным склонам в приятной мне компании, чем отправиться на предельный для себя маршрут с человеком чуждым и малоприятным…

Закатное солнце полыхнуло воспалённым горловым на окружающих пиках и, не спеша, с достоинством угасло, а над притихшим, на глазах вымирающим лагерем поплыла, неторопливо набирая обороты, галактическая зодиакальная карусель.

Последний бессонный альпинист нехотя втянулся в тесную раковину палатки, отступая с поля дневных суетных битв, оставляя его, это поле, морозу и мороку.

Щедрое небо было перехвачено подарочной лентой Млечного Пути, но там, где должен был красоваться роскошный, усыпанный мириадами бриллиантов бант, зиял черный провал пылевых межзвёздных облаков и загадочной «тёмной материи», которая, как известно, влияя на всё и вся, срывая с орбит небесные тела и рассеивая зазевавшиеся туманности, сама остаётся невидимой и неуловимой.

Такой высокой звёздной ночью легко думается о смерти, если вы понимаете, о чем я говорю.

В контексте всех этих величественных спиралей, ввинченных в бесконечность, в контексте всего этого густого звёздного варева впадать в небытие — легко и естественно, в этом контексте неестественнее всего выглядит именно жизнь: и вообще, как явление, и твоя собственная в частности… Твоя собственная — в особенности!..