Homeland. Родина Кэрри

— Да, правда, хотел, — также шепотом ответил Эстес.

Кэрри приспустила за спиной «молнию» на платье и, развернув его задом наперед, расстегнула совсем. Оставшись в нижнем белье, она потрогала у себя между ног.

— Господи, да я теку. Сделай уже что-нибудь, — потребовала она, утягивая Эстеса к кровати. За окном, освещенный и белый, будто айсберг, виднелся музей.

— Не надо нам этого делать, — произнес Эстес, начиная раздеваться.

— Ой не надо, — согласилась Кэрри.

— Я еще пожалею. Мы оба пожалеем, — пообещал Эстес, развязав галстук и снимая рубашку.

— Знаю.

— Нет, я не могу, не буду, — внезапно остановился он и посмотрел в окно.

— Если не хочешь меня — только скажи, и мы остановимся, — предложила Кэрри, расстегивая лифчик и обнажая грудь. Затем откинулась на спину и стянула с себя трусики. — Но я устала жить вполсилы. А ты? — шепотом спросила она. — Или тебе смотреть больше нравится?

— Ты просто дьявол, — сказал Эстес, стягивая брюки, трусы в обтяжку и залезая на Кэрри.

— Последний шанс сказать «нет», — шепнула она, взяла его за член и направила в себя. Затем обхватила его, такого большого и тяжелого, бедрами, вжалась в него. — О боже! — ахнула Кэрри, когда Эстес вошел в нее. — Как долго я этого ждала!

Глава 12 Экспресс «Амтрэк Асела», штат Нью-Джерси

Четыре дня спустя они с Саулом ехали из Вашингтона в Нью-Йорк на экспрессе «Асела». За окном проносились равнины штата Нью-Джерси. Саул Беренсон сидел рядом и работал за ноутбуком. Сама Кэрри мысленно застряла где-то между Бейрутом и Дэвидом Эстесом. Стоило вспомнить Эстеса, как в голове тут же возникали эротические фантазии.

Кэрри нравилось, какой Дэвид крупный, тяжелый, ей понравилось ощущать его внутри себя. В колледже он играл в американский футбол, и мощи, мускулов с годами в нем не убавилось. Кэрри понравилось вжиматься в него, понравилось, как контрастирует их кожа — белая и черная, будто клавиши рояля. Кэрри вспомнила великие джазовые мелодии: Телониус Монк, Бад Пауэлл… Вспомнила Принстон и ту ночь, когда познала себя.

* * *

Первый курс, год, когда она начала изучать Ближний Восток, арабский, когда закрутила с Джоном, своим преподом. Ночь они провели у него дома: курили травку под джаз и занимались сексом во всех мыслимых и немыслимых позах. На завтрак были кофе, картофельные чипсы, шоколадное печенье и Билли Холидей.

— Я был подростком, — рассказывал Джон. — Это были шестидесятые на севере Нью-Йорка: Вьетнам, рок-н-ролл, «Стоунз», «Криденс клируотер ривайвл». Я сидел себе один-одинешенек в своей комнате, слушал радио. Как раз крутили Билли Холидея, его песню «Странный фрукт». Богом клянусь, Кэрри, в этой песне сказано куда больше о том, что значит быть негром в Америке, чем в любой книге или документалке. Все в музыке, надо лишь слушать.

Только Кэрри его не слушала, потому что начался заскок. Она почувствовала себя легкой-легкой, будто шарик с гелием. Казалось, если ее не привязать к месту, она воспарит в небо и никогда не вернется.

В ту ночь они должны были отправиться вместе на вечеринку, но Джон не пришел. Кэрри, злая, пошла одна. На вечеринке все пили, танцевали, а Кэрри глушила текилу.

Обсуждали новую серию «Секретных материалов» и Долли, овечку-клона.