Homo Animalis. Бремя славы

В голосе Леены я почувствовала угрозу – редкая интонация. Нет, она угрожала мне не физическим наказанием, но суровый тон намекал на возможное охлаждение в отношениях между мной и всем прайдом. Пусть это было трусостью, но такой поворот меня совсем не устраивал и я сдалась.

– Хорошо, – выдавила я из себя.

Леена удовлетворенно кивнула и пошла к остальным членам прайда, добавив по пути:

– Превращайся.

Таков обычай: к Кормушке мы обязаны были приходить в облике людей, показывая тем самым, что перед богами мы равны и неотличимы друг от друга. И как бы болезненно ни протекал процесс для израненной плоти, мне пришлось тоже преобразиться. Я почувствовала знакомый жар, но сегодня он был обжигающим и неприятным. Мне казалось, что и боль сжалась, сконцентрировалась вместе со мной. И если огромная львица, которой я была несколько мгновений назад, остро чувствовала как саднят и ноют ушибы и ссадины в разных частях тела, то теперь страдание стало едва выносимым и заполнило меня целиком.

Правая рука выглядела сквернее всего. Ей теперь можно смело было пугать маленьких львят и приводить в пример, когда рассказываешь, чего ни в коем случае нельзя делать во время охоты. Даже не знаю, что меня больше напугало – глубокий порез на ладони, сеть царапин и ссадин, от которых не спасла даже вторая кожа или иссиня-лиловые кровоподтеки на ней. Да и все остальное тело оставляло желать лучшего. Сейчас я больше всего походила на исцарапанного хамелеона, забравшегося на сливовое дерево.

Пальцы еле сгибались, принося резкую боль, я едва не теряла сознание. Оставалось надеяться, что ничего у меня не сломано. Конечно, прайд не даст мне умереть с голоду, но очень не хотелось становиться обузой в тяжелый засушливый сезон. Самостоятельно я смогу охотиться не скоро, даже если все многострадальные кости целы. Лучше всего сейчас было бы устроиться на ночлег в каком-нибудь прохладном месте и ждать, когда все царапины и порезы затянутся сами. В этом преимущество львов. Недаром говорят, что на нас все быстро заживает. Но приходилось соблюдать традиции и отправляться искать ближайшую Кормушку.

Кое-как, прихрамывая, я подошла к своим. Стараясь не шевелить правой рукой, левой я взяла браслет, который протягивала Леена. Вот уж дурацкое правило: сама поймала, сама и забирай. Но выхода у меня не оставалось, лишняя ссора с матерью мне сейчас ни к чему. Поэтому я побрела из ущелья навстречу густеющим сумеркам.

Слава богам, Кормушки были расположены близко друг от друга, так что стоя у одной вдали можно было бы разглядеть еще как минимум две или три. Если бы пришлось еще и бродить в темноте в поисках заветной конструкции, ночь закончилась бы для меня плачевно. Зрение в человеческом облике, не шло ни в какое сравнение со зрением львов, прекрасно ориентирующихся даже в темноте. Превратиться обратно во льва даже для того, чтобы отыскать Кормушку, сил не было никаких, поэтому я благодарила богов за то, что сумерки еще не перешли в ночь. И точно, пройдя немного вперед, невдалеке, на соседнем пригорке, я увидела светящийся на фоне темного неба Куб.

Ни говоря не слова, мы приблизились к месту. Хотя процедура давно превратилась в привычку, я приходила в подобные места раз в два-три дня, но не переставала удивляться чуду богов. Ничего подобного в нашей долине не было, да и в местах обитания других животных. Кормушка, думаю, остается самой странной, необычной и чудесной вещью, созданной богами. Ни одно животное или птица, рептилия или насекомое, дерево или куст, камень или облако не имели столь совершенных и правильных форм, чем сооружение, которое сейчас предстало перед нашими глазами.

Куб доходил мне где-то до талии. В длину и ширину он был одинаков, по крайней мере, самые умные из нас говорили, что если положить Куб на бок, то ничего не изменится. Но конечно никто не осмеливался проверить. Стенки Куба казались почти прозрачными, как струи реки в сезон дождей, сквозь них было видно все, но искаженно, как сквозь озерную воду. Трава и небо приобретали странные формы, изгибались так, как никогда не могли изогнуться в жизни.

Помню, когда я была маленькой, я могла целыми сутками пытаться повернуть травинку так, как я ее видела через Куб. И каждый раз, когда я была уверена, что у меня получилось, и травинка в моих руках выглядит точь-в-точь как виденная через Куб, меня ждало разочарование. Я клала обе травинки вместе, возвращалась к своему месту на другой стороне Куба, с надеждой смотрела сквозь него и каждый раз расстраивалась. Мои мучения прекратила Леена, застав меня однажды ревущей рядом с Кубом. Доходчиво объяснив мне, что никто не смеет пытаться повторять творения богов, и, закрепив объяснение парой шлепков огромной лапой, она запретила подобные развлечения.