Homo Гитлер: психограмма диктатора

Можно с полным основанием сказать, что правление Гитлера было игрой с историей на открытой мировой арене. Кеттенакер видел в «Дне Потсдама» оживление средневековых обычаев: «Событие в потсдамской Гарнизонной церкви воспринималось как средневековая церемония передачи власти в империи австрийскому, а следовательно, велигерманскому народному трибуну, что подводило черту под малогерманской политикой Бисмарка и рейхспрезидента Гинденбурга. Все это произвело огромное впечатление на современников, включая и тех, кто был далек от нацистского движения».

29 мая 1933 года в интервью британской газете «Дейли Скеч» Адольф Гитлер заявил: «Сегодня Германии нужен Кромвель». Позднее фюрер объявил швейцарскому послу Буркарду, почему он сравнил себя с лидером английской революции. По его мнению, Англия была в такой же ситуации, как и Германия в 1933 году, когда британский парламент передал всю полноту власти диктатору и отрекся от демократии.

Стоило какому-либо историческому деятелю вызвать у Гитлера симпатию, как фюрер сразу же идентифицировал себя с ним. В 1932 году он сказал своему учителю ораторского мастерства Полю Девриту: «Мои дорогие коммунисты боятся, что я стану немецким Столыпиным, который покончит с их попытками захватить власть».[235] Когда в марте 1935 года во время визита в Германию английских политиков сэра Джона Симона и Энтони Идена они упрекнули его в начале перевооружения немецкой армии, что противоречило Версальскому договору, фюрер ошарашил их вопросом: «Когда под Ватерлоо Блюхер пришел на помощь Веллингтону, разве тот сперва проконсультировался у британского министерства иностранных дел, действует ли прусская армия в соответствии с существующими договорами?»

Тринадцать слонов

Адольф Гитлер сравнивал себя почти со всеми великими историческими деятелями из своего школьного курса истории. Так, идею использовать войну как средство обеспечить государство он назвал «тактикой Валленштейна». «Жизненное пространство чрезвычайно важно для обеспечения снабжения. Война ведется не в пустом пространстве, и если не увеличить жизненное пространство Германии, у нас не будет ни малейшего шанса».[236]

10 января 1943 года, беседуя с румынским маршалом Антонеску в ставке «Вольфшанце», Адольф Гитлер, доказывая необходимость закончить войну, исходя из идеологических позиций, использовал следующий исторический пример: «Когда его спросили, что могло бы послужить причиной окончания войны, он ответил, что это единственный вопрос, на который в течение всей истории ни один государственный деятель или военачальник не мог дать однозначного ответа. В качестве примера фюрер привел пунические, Тридцатилетнюю и Семилетнюю войны. Во всех этих случаях никто не мог точно сказать, когда закончится война и будет одержана окончательная победа».

10 января 1944 года во время оперативного совещания в ставке «Адлерхорст» у Цигенберга Гитлер сравнил свои тактические проблемы с положением Ганнибала. Данный случай показывал, «как часто даже незначительное техническое превосходство в вооружении оказывает решительное влияние на исход войны. Если бы у Ганнибала вместо его 7 или 30 слонов, или 11, как вы должны помнить (эти слова были адресованы Йодлю), которые остались после перехода через Альпы, было бы 56 или 250, этого хватило бы, чтобы полностью покорить Италию».

Когда опасные военные игры Гитлера подходили к концу и над ним нависла угроза неминуемого поражения, фюрер продолжал надеяться на чудо, которое в ходе Семилетней войны спасло Фридриха Великого. Гитлер верил, что смерть главы одного из союзных государств развалит созданную против Германии коалицию. Когда Геббельс рассказал об этом офицерам Генштаба в Цоссене, его прямо спросили: «Какая же царица должна умереть на этот раз?» В последний раз надежда на подобное развитие событий вспыхнула в связи со смертью Рузвельта. Узнав об этом, Геббельс записал в своем дневнике: «Вот царица, которой следовало умереть».

Эрих Кестнер с нескрываемым сарказмом описал эту особенность психики фюрера: «Гитлер находился в рейхсканцелярии и принял на себя верховное командование. Затем он стал разыгрывать на Шпрее осаду Вены. 1945 год превратился в 1683, русские стали турками, а сам Гитлер обернулся Штархембергом. Постановка провалилась из-за того, что не нашлось актера на роль польского короля Яна Собесского, который явился с резервной армией под стены города и отбросил противника. Эта мелочь и погубила классическую пьесу со счастливым концом. Что поделать, классику играть всегда сложно».[237]

Лунатик на карнизе