Homo sensum (человек смыслопорождающий)

Уже в своей переходной работе «Психология искусства» Выготский высказал ряд принципиальных положений, имеющих самое прямое отношение к его дальнейшим исследованиям. Мы не должны считать эти высказывания неким эпифеноменом в работе психологически ориентированного искусствоведа. Эти положения – не случайны, они органично вплетаются в содержание психологической системы Выготского, созданной им в последующие годы. Л.С.Выготский начинал свой путь в психологии, будучи литературоведом, стремясь выявить психологические закономерности создания художественного произведения. Сейчас трудно сказать, что явилось причиной, а что – следствием. Может быть, искусствоведческий взгляд обогатил мышление ученого, а может быть наоборот – психологическое мировоззрение проявилось первоначально в форме анализа особенностей басен и трагедий. Во всяком случае, тот факт, что Выготский начал свой путь психолога с «Психологии искусства» не выглядит случайным.

Социальное для Л.С.Выготского – фактор, опосредующий деятельность человека. Мир, в котором живет человек, «вторая природа» заполняется вещами, сущностные свойства которых заложены в них человеком. Человек живет в мире, созданном своими собственными руками. Выготский пишет: «Между человеком и миром стоит еще социальная среда, которая по-своему преломляет и направляет и всякое раздражение, действующее извне к человеку, и всякую реакцию, идущую от человека вовне.» (Выготский, 1968, с. 321).

Каждый субъект волен по-своему интерпретировать значение, вложенное в данный продукт его автором. Эти особенности интерпретации определяются особенностями интерпретаторов. Однако, то общее, что будет содержаться во всех интерпретациях, включая и интерпретацию самого автора, составит собственно значение, воплощенное в данном предмете. Таким образом, значение может проявляться не только внутри субъекта, но и вне его – в предметах, вовлеченных человеком в сферу своей деятельности, составляющих марксову «вторую природу».[12] Но это – не живое значение, а лишь приблизительный отпечаток того оплодотворенного смыслом значения, носителем которого является деятельность человека. Ведь «вторая природа» имеет важный отличительный признак от собственно природы. Предметы «второй природы» не способны развиваться. Это – вещи, в отличие от организмов, составляющих живую природу. Вещи могут «ожить», только если к ним приобщится человек – тогда и дом начинает «жить своей жизнью», и город мы можем назвать «живым организмом». Именно в этом омертвении вещей и состоит их предназначение. Человек убивает живую природу, чтобы получить средство для собственной жизни (имеется в виду, конечно, философское понимание жизни, а не биологическая ее интерпретация). Человек просто не смог бы стать самим собой, если бы не создал вокруг себя мир вещей.

Но если социальное заключено в самом субъекте психического отражения и одновременно опосредует это отражение, то мы должны заключить отсюда, что объектом психологического исследования служит конкретный человек. Снова обратимся к ранним этапам работы Выготского, мы видим что эта установка находит свое выражение в психологическом контексте: «Предметом… психологии… является именно психика отдельного человека», – подчеркивал Выготский (1968, с. 31).

Таким образом, марксов тезис о человеке как «совокупности всех общественных отношений» получает свое психологическое выражение, и далее возникает задача раскрыть формы воплощения социального в проявлениях жизнедеятельности конкретного человека.

Анализ развития начинается с выявления отношений, представляющих собой исторически простейшее состояние объекта исследования. Для этого следует выявить последовательность состояний объекта по убывающей сложности (см.: «Материалистическая диалектика», т. 1, М., 1981, с. 30–49). Для этого необходимо «снять» все напластования, которые в процессе филогенезе привели к возникновению такого сложного организма, каким является деятельность человека. Выделяя в ходе генетического анализа единицу-«клеточку», исследователь, тем самым, рассматривает предмет как часть более широкого онтологического целого, но, в то же время, предмет приобретает статус снятой формы данного целого, поскольку старое «схоронено» в новом.