Hotel Rодина

– Ох, уж эти горняки, вечно у них кризис ликвидности. А вы о порче подумайте. Подумайте всё же о порче, – хохотнула она, выбросила сигарету и неожиданно волчком закрутилась на месте, убыстряя вращение. Вскоре она скрылась в перевёрнутом конусе пыли, вращающемся с дикой скоростью. Что-то засвистело так пронзительно и тошнотворно, что Караваев испуганно отпрянул. Когда пыль осела, ясновидящая исчезла.

– Ведьма! – пробормотал он, повертев головой. – Что же это такое? Жвачки летают, самолёты падают, дети под землёй ползают, в людей стреляют, рикши вместо такси, гадалки куда-то исчезают? Попал ты, Тимофеевич в сказку, а до постельки гостиничной ещё добраться нужно, так, что держись, коли леших да вурдалаков встретишь. А вот Наталку было бы совсем неплохо встретить, совсем неплохо.

Он двинулся по течению людского потока. Поток этот, как полноводная река, шевелясь, шумливыми человеческими волнами, медленно продвигался по аллее, полого поднимающейся вверх.

Далеко на возвышенности, на самой её вершине, сияла зеркальными стёклами громадина отеля, отбрасывая лучи солнца; над его крышей ярко горели огромные буквы – Hotel «Rодина». Первые шесть букв были латинскими, а остаток слова «Родина» на кириллице.

– Наша Виа Делароза, – негромко сказал сгорбленный старик с клюкой, ковыляющий рядом с ним, – там на вершине наша Голгофа. Нас распнут и мы не воскреснем. По грехам нашим, по грехам воздаётся.

– Не понял, я, дедушка, ты о чём? – посмотрел на старика Караваев.

Старик ткнул клюкой в сторону отеля:

– Там собрание нечестивых патрициев и фарисеев-первосвященников, менял, банковских Иуд, кровожадных вампиров, жаждущих нашей крови, а мы агнцы для заклания.

Старик больше ничего не сказал. Сгорбившись, он брёл с горестным выражением, губы его что-то беззвучно шептали.

Караваев шёл сквозь сборище оборванцев обоего пола, сидящих или лежащих вдоль забора, закусывающих, пьющих, дерущихся, спящих. Рядами стояли попрошайки в рванье с разбитыми испитыми лицами. Они тянули трясущиеся руки, но быстро теряли к нему интерес, сообразив, что здесь поживиться нечем.

Наглее вели себя проститутки, опустившиеся женщины не первой молодости и развязные пьянчуги. Эти привязывались, нахально хватали за майку, руки, шли за ним, настырно клянча деньги, мерзко ругались, не получив подачки.

Одна женщина, ей было далеко за сорок, увязалась за ним. Из-под потёртой кожаной мини-юбки торчали худющие ноги в лиловых, вздувшихся венозных узлах. Караваев сразу прозвал её Кармен из-за красной шёлковой кофты с глубоким вырезом на плоской груди и искусственной алой розы в седых закубленных волосах. Хриплым прокуренным голосом, кривя нелепо и ярко накрашенные губы, Кармен настырно предлагала ему свои сомнительные услуги, вгоняя в краску тем, что запросто называла всё, что предлагала своими именами. С её лица не сходило злобное выражение, когда говорила, было видно, что у неё не хватает нескольких верхних зубов.

Вздрагивая от её «простоты», Караваев тщетно пытался оторваться от женщины, но она шла за ним, как привязанная. Плотность толпы возрастала. По мере продвижения женщина всё снижала и снижала тарифы на свои услуги и отвязалась от него лишь тогда, когда они упёрлись в молчаливый и плотный круг людей, глазеющих на что-то в центре живого кольца.

Задние ряды приподнимались на носки пытаясь заглянуть вперёд, люди пошустрей и нахальней протискивались в центр круга, работая руками и локтями, а круг всё увеличивался за счёт новых любопытствующих, в результате чего Караваев был зажат плотными рядами людей.

Женшина оставила его. Она ловко вклинилась в толпу и, «поливая» матом направо и налево, пробилась к центру. Но неожиданно толпа стала раскалываться. Послышался близкий вой автомобильных сирен: сюда медленно пробивался милицейский Уазик, за ним ползла неотложка.

Толпа расступалась, уступая дорогу машинам, и вскоре оголился «пятачок» вытоптанной земли, на котором неподвижно лежал на спине длинноволосый бородатый мужчина. Глаза его были открыты и смотрели в небо, мощные руки лежали вдоль тела. Одет он был в драные джинсы и майку с изображением группы «The Beatles», переходящей через улицу по пешеходному переходу. На грудь мужчины поверх майки выпростался серебряный крестик на шнурке, ноги с разбитыми пальцами были босы.

Сам не зная отчего, Караваев подошёл ближе. Застывшие глаза мужчины смотрели в небо заинтересованно, будто нечто интересное приковало его остановившийся взгляд к невидимому для других объекту. На лице застыло покойное и умиротворённое выражение.

Из подъехавшего Уазика тяжело вылезли два милиционера: молодой, с румяным лицом и явно наметившимся брюшком, и постарше – низкорослый, крепко сбитый, с угрюмым выражением лица, обильно потеющий.

Проходя рядом с Караваевым, молодой милиционер явно намеренно больно саданул его локтем в бок. Милиционеры подошли к покойнику и остановились. Молодой ткнул труп ботинком в бок, сдвинул фуражку на затылок и изрёк:

– Издох, тварюга.

Из машины высунулся водитель.

– Ну, чё опять трупак?