How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action

Данные Global Integrity также позволили мне оценить фискальную теорию коллективных действий на примере современных государств. На основе данных, полученных из источников, включая Всемирный банк и другие, я субъективно классифицировал каждое из государств Global Integrity с точки зрения преобладания внешних или внутренних доходов таким образом, чтобы это примерно соответствовало кодированию для премодернистской выборки. Это упражнение было сложным, поскольку в большом количестве случаев современные государства находятся в процессе приватизации ранее принадлежавших государству отраслей, и в некоторых случаях было трудно определить, насколько далеко зашел этот процесс. Однако если доходы государства в значительной степени обусловлены контролем над нефтью или другими экспортируемыми богатствами, если основные отрасли контролируются государством или если приватизация находится в процессе, а ключевые отрасли сохраняют тесную связь с правительственными учреждениями (например, в России, где представители государства входят в советы директоров, а фирмы и их владельцы подвергаются произвольным конфискациям), то такое государство кодировалось как имеющее сильную ориентацию на внешнюю фискальную экономику.

В Приложении B, Таблица B.8, я привожу результаты t-теста сравнения средних значений показателей правительственности из отчета Global Integrity Report, разделив выборку на преимущественно внутренние и преимущественно внешние доходы. Результаты практически идентичны результатам анализа премодернистской выборки, приведенным в таблице B.2 Приложения B, а именно: оценки правительственности значительно выше там, где преобладают внутренние доходы. Это упражнение еще раз указывает на жизнеспособность фискальной теории и на то, что именно доходы, получаемые от налогоплательщиков - будь то в премодерне или в модерне, - являются центральным причинным фактором того, будет ли власть государства действительно реляционной и, следовательно, в большей степени основанной на сотрудничестве, или же она будет склоняться к автократии, когда основные потоки доходов являются внешними.

Это сравнительное исследование, хотя и основанное на небольшой выборке премодернистских и современных государств, позволяет предположить, что оценка Пинкером роли "современности" как силы, способствующей прогрессивному государственному строительству, излишне оптимистична. Хотя модернизация была мощной силой (вспомним утверждение Чарльза Тилли о том, что европейские демократические институты "перешли с Запада в остальной мир" [Tilly 1975a: 608]), я предлагаю альтернативный сценарий, который, основываясь на теории коллективных действий, внимательно следит за тем, насколько важны институциональное строительство и внутренние доходы для создания работоспособных коллективных государств.

Досовременные государственные строители сталкивались с многочисленными проблемами при создании коллективных государств, в большинстве случаев из-за противодействия элиты, которая могла потерять традиционные привилегии, в сочетании с отсутствием адекватных технологий связи, транспорта и управления данными. Однако в некоторых отношениях препятствий для создания государственного потенциала в прошлом было меньше, чем в настоящее время. Я говорю об этом потому, что, хотя идея демократии является мощной, она не всегда имеет большой вес, когда мы принимаем во внимание столь же мощные экономические силы, высвобожденные с приходом процесса мускулистой глобализации, который, особенно с 1970-х годов, часто уменьшал возможности для демократических реформ.