Hroniky

на голову песцовую шапку, поправила выбивающиеся

волосы и очки.

— Может, мама, не пойдешь сегодня к ней, — дале

ковато ведь живет, за линией… И потом, темно на улице, а там фонарей, даже никаких нет! — двенадцатилетняя

Олечка была обеспокоена.

— Да брось ты, Оля, зря волноваться! У железной

то дороги, никто и не ходит. Перейти на ту сторону, а

там рукой подать до нужного дома… Наш ведь это, спаль

ный район! Если бы, я куда то далеко уехала, тогда по

нятно — страшновато. А здесь же мы, фактически, у

себя дома. Садись лучше, позанимайся, и не заметишь, как время пролетит…

Мать надела, на худощавую фигуру, серое пальто, 104

захватила сумку с книгами и ушла. Олечка осталась

одна в трехкомнатной квартире. Понурившись, пройдя

в свою спальню, включила настольную лампу и раскрыла

учебник русского языка. Начала было, читать заданную

главу, но ничего в голову не шло.

Вот уже три года, как их бросил отец. Мама так и

говорит: «бросил». С обидой, нехорошими мыслями о

нем. А для Олечки, он был лучшим другом. Всегда

ласково разговаривал, интересовался ее проблемами, часто что нибудь дарил. И что это, мать на отца взъелась?

Ревновала, видите ли! И что, мало денег приносил. Дак

разве, деньги главное?.. Но папа собрал вещи и ушел, оставив им всё. Пусть теперь, дура живет на свою зарп

лату учительницы! Интеллигентка, блин! А Оле, не хва

тает отца, хоть иногда и звонит ей… Короче, не поймешь

этих взрослых! Хуже детей!..

Девочка поднялась, прошла в смежную комнату к

серванту, открыла дверцу. Там лежали шоколадные

конфеты. Развернула блестящий фантик, и положила

конфету на язык.

«Да, училка, она есть училка... Даже дома, продол

жает воспитывать, как у себя в классе. Это нельзя, да

этого нельзя! Веди себя прилично, — ты ведь девочка!

Достала уже! А сейчас вот, волнуйся за нее! Вечно куда

то нужно бежать. Хотя понятное дело, — без отца то

ей, совсем не весело. Поэтому, и не сидится. Ну, разве

эти несчастные книги, нельзя было днем, когда светло, унести? В первую же смену работает!.. Нет, почему то, именно сейчас отправилась, оставив ребенка одного! Ну, да я уже привыкла...».

105

Николай Тырин, по кличке «Сёма», невысокого

роста, плюгавый невзрачный мужик, вернулся в старый

дом к матери из зоны, всего полмесяца назад. Первые

десять дней, пил беспробудно с друзьями, «отмечая»

освобождение. Потом, выгнал халявщиков и призадумал

ся. Что дальше то делать? Искать работу? Так от работы

кони дохнут. Да и кто его, после отсидки возьмет?.. Хо

тя слесарить, конечно, умеет... Но куда спешить? Работа

ведь не волк...

Кроме того, нужно было, что то с бабьём решать.

Ох, и истосковался по женской ласке у Хозяина! К Люсь

ке, что ли, сходить? Дак ведь, четыре года прошло! Нашла

кого нибудь, скорее всего. Но проверить не мешает...

Он отправился, через несколько кварталов, на Залес

ную к люськиному дому. Hа улице, уже было темно, морозило… На подходе, за воротами, залаяла собака.

Постучал в окно. Спустя время, хлопнула дверь, послы

шались шаги на крыльце.

— Ну, кто там еще?

— Да я, Люся, аль не узнала?

— Сема?! Ты че, вернулся?!

— Да открывай, уже!..

Загремела щеколда, из дверей высунулось испитое

лицо Люськи.

— Ой, Сема, рада увидеть!

— Так че, пройду? — Тырин взялся за ручку.

— Не ет! Вот вот, Беляй придет! Убьет, если что!

— Снюхаться, значит, успела?

— Так тебя столько не было! Муж мне, что ли?

— А я думал, посидим, вспомним молодость...

— Что теперь уже. Поезд ушел. Ну, давай, пошла

я, а то холодно стоять.

106

Дверь закрылась. Сёма, не солоно хлебавши, отпра

вился обратно домой. «Вот стерва! Строит из себя вер

ную! А сама такая б…! А Беляй то, за четыре года, навер

но, десятый у неё! Но связываться не стоит. Здоровый, блин, боров! Башку то живо оторвет... Что же делать

то? Бабу охота, хоть вешайся! А нету... Пойти, что ли, хапнуть для разрядки?».

Деньги у Семы были, и он забежал в небольшой ма

газин, неподалеку. Продавщица, отпустив водку, смути

лась, когда увидела голодные Семины глаза. «Вот баба

класс! Одно загляденье! Поиметь бы такую...» — только

и сглотнул слюну и, повернувшись, вышел на темную

улицу.

«Куда идти? Дома делать нечего, тоска… А тут, хоть

люди шарахаются...» — он постоял, в нерешительности, и вернулся в магазин, купив стаканчик. Опять оцениваю

ще, примеряясь, посмотрел на продавца.

— Что вы так смотрите, мужчина?

— Хотел спросить: можно, здесь у тебя остограмить

ся? А то, холодно на улице больно.

— Дак шли бы домой.

— Я друга жду, а выпить охота.

— Ну, пейте, только недолго, — продавщица попра

вила прическу. Хоть какой никакой, а мужик! И ею за

интересовался.

Сема, в углу у ящиков, распечатал бутылку, налил

150 граммов, залпом выпил. От такой дозы, зашумело в

голове, по телу пошли мурашки. Хорошо!.. Его потянуло

на разговор. Подошел к прилавку, облокотился и уже

хотел, было завести беседу по душам, с приглянувшейся

бабенкой, но та, увидев исколотые татуировкой руки, заорала:

107

— Выпил, так иди! Че тебе, нужно то?

— Так ведь я…

— Шагай, шагай! Много вас тут бродит!

И Сема, обидевшись, вынужден был уйти.

«Вот бабье! — чертыхался он, стоя у магазина на

морозе. — Все равно, сёдня кого нибудь, да подцеплю!».